Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами Хабиб связал усы кита{296} волосами. Громадина вздрогнула, как бы желая приподняться, и на этом всё кончилось: волосы повелительницы Зеленого и Голубого островов, использованные по назначению, исчезли.
— Отныне моя царица в безопасности, — сказал Хабиб Иль-Бакарасу. — Теперь я могу позволить себе насладиться встречей с нею и прошу тебя проводить меня во дворец.
Пока сын Аравии, заботясь о спокойствии Дорат-иль-Говас, решал судьбу Абарикафа, дворец и весь Мединаз-иль-Баллор готовились к торжественному приему освободителя и мстителя, который вскоре должен был стать их государем. Очаровательная царица, дабы скрасить томительное ожидание, снова и снова заставляла Иль-Заиду рассказывать обо всем, очевидцем чего была морская дева, и выпытывала у нее мельчайшие подробности вплоть до каждого слова, что когда-либо произносили уста Хабиба.
Поскольку уже стемнело, герой достиг дворца в сиянии великолепных светильников, зажженных по всему городу. Можно описать величественную роскошь, повсюду окружавшую рыцаря, но нельзя передать необыкновенно нежные и почтительные порывы любящей царицы.
Никогда еще страсть, предсказанная звездами, не поселялась в сердцах, столь подходивших друг другу. И никогда прежде красота и внешние достоинства не сочетались с подобными заслугами и добродетелями.
Счастье переполняло душу сына Саламиса, а Дорат-иль-Говас восклицала:
— И я, мой дорогой Хабиб, могу отдать тебе лишь мое сердце, престол и руку. Сколь малое вознаграждение за столь великие подвиги! Разве это цена для таких героических усилий и таких достоинств!
Вечер, став свидетелем их встречи, увидел также церемонию, что скрепила их союз. Той же ночью двое счастливых влюбленных стали мужем и женою, и утреннее солнце осветило их блаженство и радость всего Мединаз-иль-Баллора.
Однако счастье не затмило разум Хабиба, он помнил о данных им обещаниях. Царевич Дильшад, муж Госпожи с Прекрасными Волосами, еще томился в заточении на Черном острове. Этот многострадальный край, хоть и освобожденный от Абарикафа и его приспешников, был разорен и находился в самом бедственном положении.
Рыцарь дал слово Госпоже с Прекрасными Волосами, что освободит ее мужа. Самой судьбой ему было назначено принести мир во все владения Дорат-иль-Говас, и ради достижения этих благородных целей и совершения новых подвигов он мог воспользоваться лишь тем оружием, что вложило в его руки Провидение.
Три морские девы неотлучно находились при Дорат-иль-Говас, которая осыпала их благодеяниями. Хабиб обратился к старшей из них.
— Здесь есть несколько лодок, — сказал он, — на которых мы можем добраться до Черного острова, но я предпочитаю плот, придуманный вами, ибо он уже сослужил нам добрую службу… Когда судьба берется за дело, — продолжал сын эмира, — она предпочитает ставить его исход в зависимость от самых малых средств, дабы человек понимал, кому на самом деле он обязан своими свершениями. Потрудитесь, мои милые сестры, найти наш плот или сделать новый, если это проще. Я не буду знать покоя, пока не высохнут слезы Госпожи с Прекрасными Волосами и пока я не положу конец беспорядкам, которые нарушают мирную жизнь моих подданных на Черном острове.
Три девы моря с радостью откликнулись на его просьбу. Они считали себя причастными к славе, которую завоевал Хабиб. После свадьбы героя Иль-Заида заметно посерьезнела, но, поскольку страсть ее была настоящей, она по-прежнему всем сердцем любила своего кумира, хоть и понимала, что он принадлежит той, с кем ей соперничать невозможно.
Хабиб позвал прекрасную царицу на совет, который он держал с тремя милыми своими соратницами, и все решили, что он тронется в путь, как только плот будет готов. Однако Дорат-иль-Говас вызвалась сопровождать их на своей птице рух, чтобы сверху следить за перемещением плота и предупреждать обо всех опасностях. Кроме того, она захотела, чтобы вместе с нею полетели также ее верный джинн Иль-Бакарас и два его помощника.
Уже на следующее утро всё было готово, и Хабиб вышел в море. Дельфины, казалось, тянули плот с удвоенной силой и плыли намного быстрее, так что очень скоро глазам путников открылся берег Черного острова.
Иль-Бакарас с облегчением заметил, что черная завеса, которая в предыдущие дни придавала этой земле зловещий вид, полностью исчезла.
Хабиб беспрепятственно причалил и увидел нескольких жителей с исхудавшими лицами, которые бродили по берегу. Он подозвал их и, когда они приблизились, спросил, не знают ли они, что случилось с их угнетателем Абарикафом.
— Должно быть, он погиб, — отвечали они, — мы так думаем, потому что слышали, как страшно кричали его подручные. Позавчера нам пришлось бежать в горы: нежданно-негаданно ужасные морские чудовища заполнили весь берег. Они бились в страхе, бросались друг на друга. Видите, кровь на песке, это они пролили ее… Мы уже давно превратились в рабов безобразных джиннов и знаем, на что они способны в своем неистовстве, а потому попытались скрыться подальше от этого безумного и отвратительного зрелища. Рычание и рев, которые усиливались эхом и, казалось, звучали со всех сторон, пугали нас, но вдруг словно молнии заблистали и всё стихло. Еще одну ночь мы провели в тревоге и ужасе, а утром поняли, что зловонный черный туман от пролитой чудовищами крови рассеялся. Наверное, его высушило солнце, развеяли ветры, а иначе здесь невозможно было бы жить.
Пока Хабиб беседовал с жителями, птица рух парила над островом, и люди, напуганные этим чудом, с беспокойством поглядывали на небо.
Рыцарь успокоил их:
— Здесь нет ничего, что вам угрожает. Я — муж Дорат-иль-Говас, вашей царицы и повелительницы. В небе летает птица рух, на спине ее сидит моя жена, она явилась сюда вместе со мною, чтобы снабдить вас всем необходимым, а также восстановить порядок и мир. Покажите, где дворец, в котором жил Абарикаф?
— Государь, — ответили жители, — мы даже не знаем, что сказать. Дворец был здесь, на этой равнине, а теперь там нет даже развалин. Он был волшебным, как и обличия, которые каждый день принимал этот злодей. На земле он превращался в огромную страшную собаку, на небе — в громадную птицу, а на море — в кита.
— У него были узники, — продолжал Хабиб, — что с ними сталось?
— Государь, если эти несчастные еще здесь, то, наверное, они уже при смерти: тиран не давал им умереть, но и не делал ничего, чтобы сохранить им жизнь.
—