Всего одно злое дело - Элизабет Джордж

– Дьявол, – сказал Томас. – Она что-нибудь взяла с собой?

– У нее в руках был таблоид.

Линли кивнул и направился к себе. Из своего кабинета он позвонил Сальваторе Ло Бьянко. Если все было так плохо, он был обязан предупредить своего итальянского коллегу в отношении Барбары.

Томас застал Ло Бьянко дома. На заднем плане слышалась какая-то болтовня на итальянском. Она стихла, когда Сальваторе вышел из помещения, чтобы переговорить с Линли.

Итальянец рассказал своему английскому коллеге обо всех последних событиях: о том, что он был в «ДАРБА Италия», о том, что там обнаружил, о его последующей беседе с Даниэле Бруно, о связи между кишечной палочкой, Бруно и Лоренцо Мурой.

– Мы заключили соглашение, его адвокат и я. На встречу он пойдет с микрофоном, – рассказывал Сальваторе. – В этом случае все решится уже сегодня.

– А ребенок? – спросил англичанин. – Она все еще с Барбарой Хейверс?

– С ребенком все в порядке, и девочка все еще с Барбарой Хейверс.

– Сальваторе, скажите… Я понимаю, что это странный вопрос, но скажите мне… Барбара одна в Лукке?

– Что вы имеете в виду?

– Вы видели ее в компании с кем-нибудь?

– Я знаю, что она встречалась с Альдо Греко. Это адвокат Таймуллы Ажара.

– Я говорю об англичанине, – продолжил Линли. – Он может быть одет как ковбой.

После секундной паузы Сальваторе откашлялся:

– Странный вопрос, друг мой. А почему вы спрашиваете, Томмазо?

– Потому, что он журналист одного из английских таблоидов, и он написал статью, из которой видно, что он в Лукке.

– А почему Барбара должна быть в компании журналиста из таблоида? – задал логичный вопрос Сальваторе. – И что это за таблоид?

– Он называется «Сорс», – ответил Томас.

Тут он понял, что больше ничего сказать не сможет. Он не мог заставить себя рассказать Сальваторе о фотографии Хадии у окна Пенсионе Жардино, и, более того, он не мог рассказать Ло Бьянко, что все это значит. В конце концов, итальянец может сам найти копию номера – или в Интернете, или купить газету в giornalaio[405], продающем английские газеты для туристов. Если Сальваторе это сделает, то он сразу же все поймет, хотя оставался мизерный шанс, что его выводы окончательно не добьют Барбару. Поэтому Линли сказал:

– Его зовут Митчелл Корсико, и Барбара знает его, как и все мы здесь, в Лондоне. Если она еще с ним не встречалась, то предупредите ее, что он может быть в Лукке, когда встретитесь с ней.

Сальваторе не стал выяснять, почему Линли сам не может позвонить Барбаре и все ей рассказать, и вместо этого переспросил:

– И он выглядит как ковбой?

– Да, он носит ковбойский костюм. Не знаю, почему.

Сальваторе еще раз кашлянул.

– Я все передам Барбаре, когда увижусь с ней сегодня. Но сам я не видел никого, кто подходил бы под ваше описание. Ковбой в Лукке? Я бы обязательно запомнил.

Барбара старалась не вести себя так, будто в сумке у нее тикает часовая бомба. Наоборот, она старалась, чтобы все было как обычно, по-деловому. А главным делом на сегодня было отправить Даниэле Бруно на встречу с включенным микрофоном. Но когда они с Сальваторе отправились в questura, Хейверс могла думать только о стрелках часов, неумолимо двигавшихся к цифре 12, после чего Митчелл Корсико нажмет клавишу «отправить».

Барбара не смогла отказаться, когда Сальваторе предложил ей прогуляться до quеstura; при других обстоятельствах такая прогулка могла бы ей даже понравиться. Погода стояла прекрасная, над городом все еще висел звон колоколов, магазины только открывались, в воздухе витал аромат выпечки, а в кафе готовился утренний эспрессо для тех, кто только начинал свой день. Студенты и рабочие ехали на велосипедах, и треньканье их звонков служило своеобразным звуковым обрамлением приветствиям, которыми они обменивались. Казалось, что полицейские находятся в самом центре съемочной площадки итальянского кино, подумала Барбара. Она ожидала с минуты на минуту услышать крик: «Снято!»

Настроение Сальваторе изменилось. Его утренняя беззаботность исчезла без следа, и сейчас он был воплощением серьезности. Так как ему звонил Линли, Барбара решила, что такая перемена связана с тем, что ему сообщил лондонский полицейский. Но с ограниченным английским Сальваторе и ее собственным несуществующим итальянским выяснить, что же все-таки сообщил Линли, было совершенно невозможно. Поэтому во время этой прогулки Хейверс периодически бросала на Сальваторе тревожные взгляды.

Когда они подошли к участку, она с облегчением увидела, что перед входом припаркован белый фургон. То, что он был брошен в этом месте без присмотра и почти полностью блокировал проезд транспорта в сторону железнодорожной станции, говорило о том, что это был не просто фургон для доставки каких-то грузов, как было написано на его боках. Барбара догадалась, что в нем расположилась та аппаратура, на которую будет записываться все, что будет передавать микрофон Даниэле Бруно, а когда Сальваторе похлопал рукой по кузову фургона, она поняла, что угадала.

Дверь открыл офицер в форме и с наушниками на голове. Он и Сальваторе обменялись несколькими словами, старший инспектор произнес: «Va bene», – и вошел в questura.

Даниэле Бруно и его адвокат уже ждали их. Последовала еще одна порция возбужденной и непонятной итальянской речи, и Рокко Гарибальди любезно перевел Барбаре основные моменты: его клиент хочет знать, что он должен говорить, чтобы вызвать Муру на откровенность.

Барбаре показалось, что вопрос выходит за рамки простого желания Бруно узнать, что ему порекомендует Сальваторе Ло Бьянко. Мужчина истекал потом – достаточно, чтобы заставить Барбару испугаться за возможное короткое замыкание, – и он выглядел полностью раздавленным десятком страхов, которые отнюдь не ограничивались его боязнью не выполнить распоряжения Сальваторе.

– А что еще? – спросила она синьора Гарибальди.

– Есть еще одна проблема, связанная с семьей, – ответил адвокат.

Он долго говорил что-то Сальваторе Ло Бьянко, а Бруно внимательно слушал. Казалось, Сальваторе заинтересовался и так же долго отвечал Гарибальди. У Барбары было желание столкнуть их головами. Время шло, пора было начинать, и ей надо было понять, что же все-таки происходит. Оказалось, по рассказу Гарибальди, больше всего Бруно волновала семья, а не то, что он мог оказаться в тюремной камере. Как раз это он принял бы с большей радостью, чем тот факт, что братья узнают о том, что он натворил. Потому что братья расскажут об этом отцу. А папа обязательно скажет маме. А мама сразу же объявит о наказании для Бруно, которое будет заключаться в том, что Даниэле, его жене и их детям запретят появляться на воскресных обедах, где они могли встречаться с тетками, дядьями, кузенами, кузинами, племянниками, племянницами и бог знает с какими еще родственниками, общим числом более сотни. Немедленно потребовались определенные гарантии конфиденциальности, но Сальваторе то ли не хотел, то ли не мог их дать. Отказ старшего инспектора успокоить страхи Бруно должен был быть обсужден со всех точек зрения. Прошло еще полчаса, прежде чем они смогли сдвинуться с мертвой точки.