Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель - Мэри Стюарт

«Любовное зелье», – прочла я заголовок.

Кажется, сначала я почувствовала отвращение, но потом – как женщина к женщине – только жалость. И потом, опять же по-женски, неуверенность: может быть, я неправильно истолковала его чувства ко мне? И наконец, ужас: а что, если эта штука сработает?

Я поднесла старинный пергамент к глазам и прочла: «Любовное зелье. Возьми крылья четырех летучих мышей, девять волосков из хвоста мертвой или умирающей собаки, кровь черного голубя и смешай все с…»

Дальше я не читала. Но даже этот отрывок дал мне ответы на все вопросы, которые я собиралась задать Агнес Трапп.

Долгое время я не могла заснуть, пытаясь мысленно оправдать Агнес. В конце концов (говорила я себе), это всего лишь результат деревенского практичного подхода к животным. Для Агнес, как и для большинства жителей глухих английских деревень, в сороковые годы все дикие звери были паразитами. Кота терпели только потому, что он ловил мышей и птиц, пусть даже и малиновок. Собаку – исключительно как сторожа. Она, не задумываясь, свернула бы шеи моим домашним голубям, утопила бы бездомного Ходжа, а Рэгса использовала для своих зловещих колдовских манипуляций. Я могла бы простить ее – и ее сына Джессами, который делал все по ее приказанию, – за рану, которую они нанесли собаке, но оставить бедного пса умирать медленной смертью от голода и жажды в подвале?! И все из-за этого мерзкого зелья…

Я так напряглась, оправдывая Агнес, что меня буквально стал бить озноб. Я говорила себе, что любовь к животным, которую я испытывала с раннего детства, на самом деле результат моего одиночества и отсутствия любви и материнской ласки. Мне всегда казалось, что животные намного надежнее и добрее людей, но это всего лишь мое мнение. Это я отличаюсь от большинства людей – простых, общительных, со здоровым отношением к природе и животным.

Внезапно я вспомнила историю с кюре и кроликом. Наверное, он разводил кроликов для еды, и если ребенок сначала держал у себя кролика для забавы, а потом сам отдал его обратно, то этот кролик снова автоматически перешел в разряд «еды». Справедливо, не так ли? Я сама ем мясо. Неправильно тогда поступили не с кроликом, а с ребенком, со мной.

А моя мать и Ровер? Ее воспитывали в суровой семье новозеландских первопроходцев, вынужденных каждый день отвоевывать свою жизнь у новозеландского буша, где животные были прихотью и где среди бедности и постоянных лишений не было места сантиментам. Даже детей рассматривали в первую очередь как рабочую силу, поэтому сыновья всегда были более желанны, чем дочки. Все горести моего детства можно было, таким образом, понять и простить…

Вот так неожиданно получилось, что это мерзкое любовное зелье избавило меня от призраков далекого прошлого, отравлявших мою жизнь… Я вздохнула с облегчением и почувствовала, как в душу снисходят мир и спокойствие.

Когда же я наконец заснула, мне приснились не древние камни Стоунхенджа и не умирающие собаки, а голуби, летящие в синем небе, и Кристофер Джон, который улыбался и говорил мне: «Счастье в конце концов возвращается».

Поскольку эта книга вовсе не о черной магии, а простая (ну, скажем, довольно простая) любовная история, то по закону жанра необходимо, чтобы действие заключительных глав происходило солнечным летним утром.

Утро действительно было прекрасным – солнечные лучи согревали прохладный утренний воздух, на траве блестела роса, а над рекой стоял белый туман. Но даже это утро не могло рассеять ту тяжесть в душе, с которой я проснулась. А когда я вспомнила, что мне предстояло сегодня сделать, я вынуждена была призвать на помощь все свое мужество. Только мысль о Рэгсе – «недавно умершей или умирающей собаке» – поддерживала меня. Я быстро справилась с утренней рутиной и взбежала наверх, за книгой.

Я не собиралась давать ее Агнес, пока она не ответит мне на все вопросы и пока я не узнаю всей правды. Но даже после этого она не получит этот гнусный рецепт – ни за что! Я вытащила листок пергамента и без малейших колебаний поднесла к нему спичку. Смыв пепел в раковину, я поставила книгу на полку «кладовой» и пошла вниз – готовиться к встрече с Агнес, пока у меня еще не пропала решимость.

Всегда лучше встречаться с врагом на собственной территории и самому выбирать позицию для сражения с ним. Я никогда не была в доме Агнес, меня ни разу не приглашали внутрь, когда я останавливалась около их дома на пути из города, чтобы поговорить с Агнес. Я не хотела говорить в присутствии Джессами, и уж точно разговор нельзя было вести в дверях. Тогда я решила просто сказать Агнес, что я нашла книгу, которую она хотела посмотреть, но книга эта ценная и такая старая, что лучше будет, если Агнес придет в Торнихолд, где у нее будет возможность списать все рецепты, какие ей понравятся.

Потом, чтобы не тратить на Агнес весь этот чудный солнечный день, я съезжу в Тидворт и встречусь с мистером Мэйсоном, который взял себе тетиных голубей. Надо спросить его о записках. У меня возникла безумная догадка о том, кто мог послать вторую записку, но мне даже в мыслях не хотелось надеяться на это. И еще – проезжая мимо Боскобеля, я могу встретить Кристофера Джона.

Я сделала себе пару сэндвичей, поставила на багажник корзину с банкой моего ежевичного желе и поехала.

У дома Агнес состоялась первая проверка моего мужества и решимости. Агнес не было дома. Судя по всему, Джессами тоже отсутствовал – на мой стук никто не ответил.

Я поставила банку с желе на порог и уже собралась было уезжать, как вдруг сзади меня раздался голос Джессами:

– Ой, доброе утро, мисс!

Мальчик вышел из дверей дома напротив. Дверь была открыта настежь, и я увидела маленькую чистенькую комнату, стол, накрытый красной клетчатой скатертью, медную решетку пылающего камина. У камина в старинном кресле-качалке сидела старуха, выглядевшая, наверное, вдвое старше своего возраста. Все напоминало Викторианскую эпоху – камин, качалка, старушка с передником на коленях и шалью на плечах. Она улыбнулась мне и помахала рукой. Я тоже улыбнулась и помахала в ответ.

– Мамы нет дома, – сказал Джессами, – она вышла.

– А ты не знаешь куда?

– Она никогда не говорит, куда идет.

– А ты не видел, куда она пошла? К лесу?

– Не. К городу.

Он махнул рукой в направлении Сейнт-Торна.

– Она не сказала, когда вернется?

Мальчик покачал головой.

– Она ушла после завтрака. Ничего не сказала. Вы сделали желе, мисс?

– Да. Получилось просто здорово. Я принесла банку для тебя и твоей матери. Спасибо тебе за ягоды. Кстати, как рука?

– Лучше. Скоро совсем заживет.

– Вот и хорошо. Когда твоя мать вернется, передай ей, пожалуйста, что я нашла книгу. Скажи ей, пусть она приходит в Торнихолд, ладно?

– Книгу? – Он выглядел удивленным. – Мама будет читать книгу?