Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел

— Могу догадаться.

— Они ищут небольшую, захудалую планету, обойденную нашим вниманием. Там живут странные существа с одной парой рук, розоватой кожей, обветренными лицами и бойкими языками. И если они ее найдут, — Маркхамвит широким жестом обвел пространство кабинета, словно оно и было космосом, — мы разнесем ее в пыль, и Солярианский миф перестанет существовать.

— Приятно слышать.

— С тобой мы тоже разберемся, как сочтем нужным. А потом мы одержим полную и окончательную победу над нилеанцами.

— Замечательная перспектива, — задумчиво проговорил Лоусон. — Неужели вы думаете, что мы будем веками сидеть и ждать, пока вы вдоволь не наиграетесь в свою дурацкую игру?

Маркхамвит никак не мог заставить себя привыкнуть к дерзко-снисходительной манере пришельца. Он молча откинулся на спинку кресла. У него даже мелькнула отчаянная мысль: должно быть, он недооценивал изобретательность нилеанцев. Что, если они обманули его, как малого ребенка, отправив корабль с роботами, управляемыми на расстоянии? Это как нельзя лучше объясняло странную невозмутимость пришельца. Если он представлял собой всего лишь хитроумный электронный инструмент, подвластный командам нилеанских ученых, тогда нечего удивляться его поведению. У говорящей машины не бывает эмоций.

Мысль была очень соблазнительной, однако ее пришлось отбросить. До войны, когда они еще обменивались сообщениями с нилеанцами, связь была медленной. Радиолуч долго путешествовал от планеты к планете, от станции к станции, пока не достигал дальних границ маленькой нилеанской империи. Даже если предположить, что в чем-то нилеанцы опередили их на целую голову, все равно враги не могли создать связь, мгновенно преодолевающую множество световых лет. Вот тебе и контроль на расстоянии.

Тогда Маркхамвит уцепился за другую мысль. Этот Лоусон не робот, но имеет роботоподобные черты. Его раса отличается резко выраженной индивидуальностью и… еще чем-то, что невозможно описать. А может, его раса — результат каких-то мутаций? Вот откуда эти странности в поведении и все остальное.

Вынырнув из размышлений, Маркхамвит буркнул:

— Что касается тебя, тебе придется сидеть и ждать. У тебя просто не будет иного выбора. Я приказал тебя арестовать и держать в тюрьме, пока я не решу, как поступить с тобой.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Лоусон.

— Ты получил вполне исчерпывающий ответ.

— Я спрашивал не о себе, а о нас. То, что вы сделаете лично со мной, никак не повлияет на всех остальных.

— После тебя я доберусь и до всех остальных.

Маркхамвит нажал кнопку на своем столе.

Увидев вошедших охранников, Лоусон встал и, слегка улыбнувшись, сказал:

— Могу рассказать вам притчу о будущем. Жил-был дурак. Однажды он отколупнул от горы крошечную песчинку, зажал эту песчинку в кулаке и стал хвастаться: «Смотрите, у меня здесь целая гора!»

— Уведите его! — приказал Маркхамвит. — Держать взаперти, пока он мне не понадобится снова.

После того как Лоусона увели, Великий Правитель дал выход своему гневу.

— Игра на двоих: один пытается заморочить голову, другой распутывает его ходы. Такое умственное напряжение под силу только мне.

— Несомненно, мой повелитель, — заверил его первый министр Ганн, искренне восхищаясь своим правителем.

Джеймс Лоусон со всей дотошностью обследовал камеру, куда его поместили. Помещение было просторным и по тюремным меркам вполне комфортабельным: необычного вида кровать с толстым соломенным матрасом, стул с непременными четырьмя подлокотниками и длинный узкий стол. Посередине стола стояла внушительная корзина с фруктами и еще какой-то коричневатой снедью, похожей на лепешки из непросеянной муки.

Угощение удивило Лоусона, равно как и грубоватая обходительность охраны, приведшей его сюда. Разумеется, они выполняли распоряжения Маркхамвита: держать взаперти, не причинять вреда, не морить голодом. Но держать взаперти.

Похоже, Маркхамвит хотел застраховаться на все случаи жизни. С одной стороны, Великий Правитель решил продемонстрировать свое доброе отношение к Лоусону (мало ли, пригодится). С другой — он держал пришельца взаперти, радуясь, что теперь-то ничего непредвиденного уже не может случиться.

В камере имелось небольшое зарешеченное оконце. Оно находилось на высоте двадцати футов и служило скорее для вентиляции, нежели для освещения. Дверь также была решетчатой. За ее прутьями на табурете сидел скучающий надзиратель. Он лениво читал странного вида книгу. Книга представляла собой свиток, который он медленно поворачивал, скользя глазами по строчкам.

Лоусон сел на стул, уткнулся пятками в остов кровати и решил взглянуть на свой корабль. Сделать это было не сложнее, чем посмотреть на стены камеры. Правда, для этого ему пришлось настроить разум и воспользоваться другим зрением. Но для Лоусона это было врожденной способностью, его второй природой. Разум тех, с кем он прилетел на эту планету, являлся частью его собственного, а их глаза — его глазами. То, что их органы зрения отличались от человеческих глаз, не имело ровным счетом никакого значения.

Картин было несколько, и они накладывались друг на друга, но Лоусон привык к этому. Общаясь с различными формами жизни, привыкаешь ко многому… Корабль находился на прежнем месте. Входной люк так и остался распахнутым нараспашку, однако никто не пытался проникнуть внутрь. Солдаты по-прежнему держали кольцо оцепления и поглядывали на корабль. Чувствовалось, зрелище давно стало для них тошнотворным.

Пока Лоусон разглядывал солдат, изображение поползло вниз и переместилось на одного из офицеров. Шмель, передававший картину, подлетел совсем близко. Офицер взмахнул странным оружием, похожим на двойной серп. Лоусон невольно моргнул. Он услышал свист рассекаемого воздуха, но услышал не ушами, а мозгом. Стой он сейчас там, сверкающее лезвие распороло бы ему глотку.

— Когда-нибудь, Лу, я покажу тебе что-нибудь похожее, — подумал Лоусон. — Ты у меня насладишься изысканным кошмарным зрелищем.

— Я таких зрелищ навидался вдоволь, — мысленно ответил шмель. — Когда кто-то удирает от опасности на ногах, а не на крыльях. Ну не кошмар ли?

Шмелиные глаза показали Лоусону небесный простор.

— Не пора ли нам убираться отсюда?

— Не торопитесь, — ответил Лоусон.

Он отключился от сознания Лу и отправился далеко, невероятно далеко. Путешествие не было обременительным. По сравнению с мгновенным контактом разумов, являющихся частями единого целого, скорость света выглядела ползущей черепахой. По совершенству энергетической формы мысль не имела себе равных, оставляя позади свет и тем более — материю.

Энергия, свет и материя — порождения сверхмысли. Пока это лишь гипотеза, но когда-нибудь объединенный разум солярианцев найдет ей подтверждение. Они и так уже очень близки к этому. Еще один или два шага, и они обретут могущество богов. Они установят господство разума над материей и начнут сами создавать необходимые им виды материи.