О том, что есть в Греции - Катя Федорова

В парке посреди деревьев каменный амфитеатр. Хорошо бы посидеть, глядя на сосновый лес и сахарные огрызки мрамора, разбросанные повсюду просто так. Не успеваю присесть, как вижу – ко мне летит охранник. Лицо взволнованное, руки растопырены. Что такое? Оглядываюсь по сторонам, не могу понять, в связи с чем ажиотаж. Я даже не курю. Охранник приближается, говорит:

– Вы не могли бы пересесть? Вот туда.

– Почему? – спрашиваю. – Ведь больше нет никого.

– Дело не в этом, – мягко парирует он. – Вы молодая женщина, а сидите на бетоне. Он еще холодный. Простудитесь. Пересядьте на деревянную лавочку. Пожалуйста!

Сижу на скамейке. Вкусно пахнет пылью, прогретой солнцем. Весенний свет сыплется с неба, щедрый, яркий, праздничный. Ежечасно проявляющий доброе в видимое.

Курортный поселок под названием Богослов был модным, наверное, лет тридцать назад. Сейчас здесь отдыхают в основном пенсионеры, по привычке. Царит мертвый штиль. Только цикады тикают, как часы, отсчитывают дневной ритм. Из спальни виден синий дым моря. За ним – круглая гора, разделенная проборами оливковых садов, как голова растамана дредами. Сосны пышными салатовыми шапками упираются в засвеченное от сильного солнца небо. Рассказывать абсолютно нечего: событий в Богослове никаких.

Каждый день мы с Машей ходим купаться. И каждый день встречаем на пляже пожилого мрачного мужчину. На купальную повинность он прибывает первый. Сначала час сидит по грудь в море, почти не двигаясь. Потом выходит на берег, сохнет, схоластически собирает воду с тела пушистым полотенцем. Вдевает ноги в сандалии. Садится на стульчик и погружает грустный взгляд в морскую даль. Руки сжаты в замок. Ни телефона в них, ни книги. Вокруг него постепенно собираются шумные семьи, назойливые компании, прыгают дети: он – ничего! Не выказывает ни раздражения, ни беспокойства, ни скуки. Увлеченно, как за сериалом, следит за волнами.

Бойкая дамочка с сигареткой устанавливает свой шезлонг в опасной близости от его правой ноги, выдыхает дым в минорное лицо и энергично интересуется:

– Ой! Мы так близко! Прямо вот у вас на голове. Надеюсь, люди вас не беспокоят?

– Люди?! – саркастически переспрашивает мизантроп. Моргает. Артикулирует слово «люди» основательно, будто пытается понять его на вкус. И по-диогеновски режет правду-матку прямо в лоб: – Люди мне совершенно не мешают!

Старички-греки никак не могут поверить, что Маша – моя дочь.

– Ну надо же! Такая молодая мама! И такая большая дочка! Удивительно.

– И главное, она все время с вами! – продолжают изумляться пенсионеры. – Прямо ни на шаг не отходит, будто приклеенная. Как ниточка за иголочкой! Редкость среди современной молодежи. Так трогательно! Как вам удалось добиться такой близости в отношениях?

– В этом нет ничего сложного, – отвечаю откровенно. – Дело в том, что я раздаю ей вай-фай.

На набережной вечером зажигаются огни. Таверны сладко и душно пахнут свежезапеченным мясом и рыбой. За столиком три пожилые дамы. Немощные тела сильно повело от болезней и возраста. Они кривые, морщинистые и бородавчатые, как стволы столетних олив. Двум лет по шестьдесят, третьей – под восемьдесят. Она уже почти ушла в землю, но огромная соломенная шляпа компенсирует маленький рост.

На столе – остатки трапезы. Погрызенные кусочки питы. Недоеденная палочка шашлыка. Бутылка пива, полураздавленная на троих. Дымящаяся сигарета. Одна из шестидесятилетних дам встает и, медленно переставляя опухшие ноги-столбики, направляется к кассе.

Вторая шестидесятилетняя тоже начинает движение – тяжело, с одышкой и трудом.

– Надо же ее остановить, – объясняется она, кое-как разгибая поясницу. – Желаю заплатить!

– Сядь уже, спиди-гонщик! – раздается властный писк из-под шляпы. – Сама схожу. Эй, кто-нибудь, помогите мне подняться!

Событий в Богослове никаких. Разве что сама старость – событие.

Пастицио – популярная в Греции запеканка из макарон и фарша под соусом бешамель – любимый выбор греческих детей, которые, как и все дети мира, любят макароны.

Я готовлю пастицио по-константинопольски, добавляя в фарш корицу, гвоздику и мускатный орех.

Ингредиенты:

700 г говяжьего фарша

луковица

2–3 дольки чеснока

палочка корицы

2–3 бутона гвоздики

тертый мускатный орех

томатная паста

кофейная чашка белого вина

пачка самых толстых макарон

сливочное масло

Бешамель:

1,5 л молока

5 столовых ложек муки с горкой

2 яйца

щепотка корицы и мускатного ореха

2 столовые ложки

сливочного масла

смесь тертого сыра разных

сортов – 500 г

• Отвариваем макароны аль-денте.

• Сливаем воду и даем им время, чтобы остыли.

• Готовим фарш по базовому рецепту. Отставляем его в сторону, чтобы он немного остыл.

• Готовим пока бешамель, в который тоже добавляем сыр.

• Затем выкладываем макароны в глубокий противень или форму, распределяем их равномерно руками, перемешивая с кусочками сливочного масла и частью тертого сыра. Затем распределяем ровно фарш и выкладываем сверху бешамель. Продырявливаем пастицио в нескольких местах вилкой и ставим в разогретую до 180 °C духовку минимум на час. Пастицио должно хорошенько зарумяниться. Прежде чем разрезать запеканку, надо подождать, пока она остынет.

К нам приехал погостить брат свекра, дядя Янис.

Красивый бородатый старик. Тот самый дядя Янис, который, отработав полжизни таксистом, отверг блага цивилизации и, как Антей, уехал в деревню делать каберне.

Дядя Янис – холостяк. Единственный из пяти братьев так и не женился. В семье не принято спрашивать о причинах. Может быть, виной целибата была романтическая травма, пережитая в молодости? Скажем, на Кипре, где Янис проходил службу в армии. Мелькала в рассказах тетушек какая-то роковая киприотка, но подробностей не добыть. Такова сила деревенской этики: личных вопросов не задают. Городские уже сто раз бы докопались до причины. В любом случае это уже неважно.