Возрождение Феникса. Том 6 - Григорий Володин

— ПОРА, — вырывается из моего горла гремящий бас.

Моя боль — это дорога к Анреалиуму. Внутреннее стремление не останавливаться и развиввать позволило мне пережить технику Петреса. Да, в конце концов он бы преодолел и доспех. Но я не допущу подобного исхода. Я не терплю поражений. Я лишь позволяю трудностям сделать меня сильнее, лучше, совершеннее. Я кую свою силу с помощью тяжелых препятствий и сильных противников. Петрес свою роль выполнил. А значит, пора ему сгореть до тла.

Вокруг меня расплескиваются потоки жар-эфира. Касаясь моей кожи, энергия зудит, будто мембрана барабана. От этих соприкосновений рождаются славянские фантазмы. За моей спиной раскрываются крылья Симаргла, шею обвивают кольца шипящего Огненного змея. На костяшках вспыхивают Огневики-Когти. В другой руке изгибается дымящийся серп Ярилы.

И да, я больше не лежу. Взрывы Рыкаря не страшны пламенной шерсти Огнепса. Взмах огненных крыльев возносит меня к стеклянному потолку арены.

— Не может быть! — вскрикивает Петрес, отступая. — Великий Сварожич?!

Так уж повелось, что грузины издревле верят в славянских богов. С тех самых пор, как Россия завоевала народ гор. Поэтому Беридзе узнал в том числе своего бога.

Я взмахиваю Огневиками, и сноп брызнувших вниз искр налету превращается в поющих Рарогов. Огненные воробьи стаей пикируют на Рыкаря, от неожиданности он спотыкается, падает. А дальше я обрушиваю на ошибку грузинского рода ливень пламени. Делов-то, всего лишь качнуть Огневиками.

С криком ужаса Петрес превращается в черное пятно. Бронированная стена там, где он стоял, разлетается вдребезги. Стеклянная арена жалобно плачет, охваченная пламенем.

Эксперимент прошел на «ура». Я смог призвать несколько мощных фантазмов. Мои тяготы, мои татуировки и моя вера в русских богов сделали свое дело. Осталось поговорить с Волконским.

Я бросаю взгляд на ошарашенного князя за обломками стены.

* * *

Волконский не знает что и думать. Он уже похоронил Сеню, уже попрощался с храбрым талантливым дворяненком. Уже пустил слезу по парню, за которого, чего уж скрывать, очень даже не прочь был отдать свою дочь.

Петрес накрыл юношу Цепью вулканов, объемной техникой Рыкарей-взрывателей. Но неожиданно произошло непредвиденное. Сгоревший, вроде бы, Сеня возрождается из пламени аки феникс. Теперь он обладает огненными крыльями. Божественная аура овевает его, словно дым от костра.

— Огнебожич?! — вскрикивает Аркадий. — Сеня ты?! Неужели?!

Одно движение славных Огневиков на руке юноши, и Петрес сгорает, словно боль-хвороба в очищающем огне.

— Великий Кузнец! — молится Волконский в благоговейном ужасе. — Да неужели я вырастил целого бога у себя под крылом? И, получается, Анфиску свою я чуть ли не сватал в жены самому Симарглу?!

Глава 10 — Фантазмы

— Огнебог! Пощади! — взывает Волконский за пределами арены.

Я оглядываюсь, мотаю огненной звероподобной головой.

Пламя вырывается из разбитого в хлам аквариума. Срабатывает пожарная сигнализация, брызгают поливалки под потолком. За входной дверью раздаются крики, перебранка, затем грохот короткой одиночной очереди, и всё стихает. Похоже, грузины хотели сунуться, но «броненосцы» напомнили об условии дуэли выстрелом в воздух. Больше не слышно шума снаружи, только обрывки брани. Аргументы в споре — не грохот пальбы, а взрывы голосов. Просто общаются Беркутовы и Беридзе. Ну и пускай их, может и не подерутся.

Раздается вскрик:

— Свароже!

Это Волконский вынужденно отступает от пожара на несколько шагов, прикрыв глаза руками. Мосэ же падает на колени. Грузина сотрясает дрожь, он смотрит в благоговейном ужасе на вздыбленную перед ним стену пламени и плачет. Падающие с его щек слезы иссыхают, не достигая пола.

Шшш…. Шипит Змей, обвивая мои плечи и шею, стелясь кольцами между моих распахнутых крыльев.

Для присутствующих мой огонь является священным. Да и для меня тоже. Таково славянское мировоззрение Арсения, и ничего с ним не поделать. Прямо чувствую, как окутываюсь божественной аурой. Алаймент, система моих ценностей, перестраивается. Великие суждения наполняют голову и заставляют меня думать и действовать в соответствии с образом бога. Постепенно я, Префект Фалгор, пропитываюсь не только привязанностями, убеждениями и видениями, свойственными аристократу Арсению Беркутову, но и более глобальными тезисами. Неужели я, правда, становлюсь богом? Может быть, может быть… Миросозерцание принимает новый, более масштабный оборот. Это не разворот убеждений и ценностей, но их расширение, масштабирование с одной дворянской семьи до уровня целого государства.

Я наполняюсь думами о Родине-матери, о стране великой, о бедах ее тяжких. Грусть берет меня клещами за сердце. Не слышат Русь кремлевские сановники, но слышу ее голос я, слышу плач детей. Слышу стоны стариков, слышу слёзы матерей. Слышу ругань автоматов и рычание тварей в далекой и, в тоже время, слишком близкой степи. Это в Прикаспии разверзлась чудовищная аномалия, и она исторгает орды Гончих. И не только там, чувствую, не только там… Зреет еще одна проказа в Сибири. Вот-вот раскроется новая рана полностью и польется на русские земли новый поток чудовищ.

Враги ждут меня, всегда ждут, но есть и добрая сторона выпавшей монеты судьбы. Передо мной всплывает образ прекраснейшей женщины. Из глубин Анреалиума мной любуется сама красота. Не стоит сомневаться в ее ипостаси. Таинственная улыбка, открытый взгляд бездонных глаза, светящаяся как у ангела нежная кожа.

Лада, богиня красоты и любви.

Эффектней женщины я в жизни не видал ни в одном из покоренных миров. И неудивительно, ведь ее выковало коллективное бессознательное, эту красоту родила не земная женщина, а желания сотен поколений славян.

Эта красавица — мечта русского мужчины.

И прямо сейчас Мечта смотрит на меня с любовью и обожанием. Прекрасная блондинка с огромными лазуревыми глазами, обрамленными длинными светлыми ресницами, густыми волнистыми волосами и тонкими чертами лица.

— Найди меня, любимый, — поет Лада, словно райская птица. — Найди, родной.

И я, вечный холостяк Фалгор Феникс, решаю найти царицу красоты. Найти для себя и сделать своей. Да, она будет принадлежать Префекту-командующему и больше никому. Обещаю.

Женский образ тает, я снова оказываюсь у границы горящей арены.

Сердца миллионов людей поют в моей груди, и под их огненную песнь я ступаю к Волконскому. Князь удерживается на ногах, не падает ниц, но глубоко склоняет голову в великом почтении:

— Прости меня, Огнебог! — покаянно просит. — Временами я был дерзок с тобой и считал тебя ребенком. Я подумать не мог.

— И не должен был, княже, — огненная шерсть Симаргла спадает с меня, от атрибутки Огнепса остаются лишь крылья. Еще Змей продолжает обвивать мою шею со своим «шшшш». — Всему свое время. Вот оно и наступило — твое время откровения.

— Спасибо, Сварожич, — слезы стоят в глазах Волконского. — Я никому не выдам твой