В поисках Евы - Вадим Норд

– Налепим, подсчитаем, тогда и похвастаемся! – осадила его Августа. – Я, может, и не сибирячка, но как мама самого прожорливого ребенка современности меньше двухсот штук не леплю. Иначе и связываться нечего, благо морозилка большая. А вообще-то все собираюсь машинку купить. Закладываешь тесто в один контейнер, а начинку в другой и знай себе – ручку крути. Красота!

– Маме дарили такую, – поморщился Александр. – Ничего хорошего – лепятся только малюсенькие «равиольки», и фарш должен быть довольно жидковатым. А зачем фарш должен быть жидким? Лук с мясом дадут сок в свой черед. И пельмени предпочитаю крупные, чтобы, как выражаются украинцы: «Берешь в руки – маешь вещь.»

Расстались на хорошей ноте, без чего-то невысказанного, проскальзывающего лишь во взгляде, и без неприятного осадка на душе. Было немного грустно обоим, но светлая грусть – это, в общем-то, светлое чувство.

– Я постараюсь выбираться почаще, пока ты занят, – пообещала Августа перед тем, как скрыться в вагоне.

Полная молодящаяся проводница поощряющее улыбнулась Александру. То ли одобряла его выбор, то ли ей понравился романтизм прощания с долгими объятиями и поцелуями на перроне. А может, вспомнила что-то из своей жизни. Александр улыбнулся в ответ и подумал, что каждый проводник может написать целую книгу о проводах и встречах. Сколько они их видят во время работы. И еще он подумал о том, что надо попросить Августу сообщить о своем следующем приезде. Сюрприз – дело приятное, но еще приятнее приехать на вокзал, предвкушая встречу, стоять на перроне с букетом и волноваться. А время будет тянуться медленно-медленно, и будет в этой медлительности особая сладость. А потом поезд приедет, двери вагонов распахнутся и.

Погрузившись в приятные думы, Александр едва не забыл о встрече с Виталием Максимовичем. Но спохватился вовремя, еще до входа в метро, и не опоздал, даже немного раньше приехал.

Виталий Максимович появился точно в назначенное время, не минута в минуту, а прямо секунда в секунду. Выглядел он представительно, даже, можно сказать, элегантно. Весь в черном – черный плащ, черный костюм, черный шарф, черные полуботинки, на голове – черная шляпа а-ля Аль Капоне. Все чистое, ни пылинки, плащ сидит как влитой. Одно из двух – или такой педантичный перфекционист, или же, как выражались в старину, «саврас» – немолодой дамский угодник, еще не успевший растерять свой пыл.

Но уж в том, что Виталий Максимович – подкаблучник, сомнений не оставалось. Дома он был какой-то весь «зажатый», скованный, «второстепенный», как сказала бы мать, а сейчас прямо расцвел и вид имел горделиво-важный. Если не знать, что перед тобой бывший школьный завуч, а ныне, судя по упоминанию дежурств, скорее всего охранник или, скажем, диспетчер ДЕЗа, то можно и за небольшого начальника принять. Впрочем – нет. Небольшие московские начальники (как и большие со средними) таких шляп не носят. Они как привыкли к кепкам, так до сих пор отвыкнуть не могут. А вот на режиссера или какого-нибудь другого деятеля искусств Виталий Максимович был определенно похож. И пахло от него хорошим одеколоном, чем-то пряно-дымчато-мшистым, приятным. Александр не очень хорошо разбирался в парфюмерии, но главное отличие хорошего парфюма от плохого знал. Хороший парфюм пахнет, а плохой шибает в нос или, хуже того, душит.

Невероятно – но на сей раз Александр был удостоен рукопожатия вкупе с приветливо-скупым: «Рад вас видеть!»

– Здравствуйте, – сказал в ответ Александр, ибо радости никакой не испытывал и большой пользы от этой встречи не ждал.

Если бы у Виталия Максимовича была свежая информация о Еве, то он не утерпел бы, сказал еще вчера. Но, с другой стороны, никогда наперед не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

– Отойдем, – предложил Виталий Максимович.

Отошли немного в сторону. «Площадь Ильича» не из самых многолюдных станций, а воскресенье под вечер здесь почти не было пассажиров.

– Я вот что хотел у вас спросить, – торопливо начал Виталий Максимович. – Скажите мне, как врач, а можно обратно сделать из женщины мужчину? Восстановить все в полном объеме, так сказать?

«Ну, уж это точно можно было узнать по телефону», – подумал Александр.

– В принципе, возможно, – ответил он. – Не совсем уж в полном объеме, потому что всю жизнь придется пить гормональные препараты, но в целом. Только если вы про Еву, то ей это не надо. Она сейчас живет в полной гармонии с собой.

– Как это «не надо»?! – возмутился было Виталий Максимович, но тут же утратил задор и заговорил извиняющимся тоном: – Я человек добрый, покладистый, кроткий. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»[9], – сказал Иисус. Но в жизни нам, которые кулаком по столу пристукнуть да гаркнуть не могут, приходится очень тяжко. А тут еще такое горе – один-единственный ребенок, свет в окошке, не то сын, не то дочь!

– У вас дочь, Виталий Максимович! – твердо сказал Александр, глядя в водянистые глаза собеседника. – Дочь! И чем раньше вы это осознаете и примете, тем будет лучше для вас! И для Евы, кстати говоря, тоже! Она очень переживает по поводу разлада с родителями.

– Переживает! – хмыкнул Виталий Максимович и зашмыгал носом. – Я тоже переживаю, только до моих переживаний никому дела нет. Только я не для того хотел с вами встретиться, чтобы жаловаться на жизнь. Я в глаза вам хотел посмотреть.

Александр немного усомнился в психической адекватности своего собеседника, но виду не подал, решил послушать, что тот скажет дальше.

– Я забеспокоился – вдруг, думаю, вы не тот, за кого себя выдаете, а какой-нибудь бандит, который на выбивании долгов специализируется, – Виталий Максимович снова шмыгнул носом и часто-часто заморгал. – Я же в курсе, сколько эти операции стоят. Но теперь я вижу, что вы – хороший человек. Я, знаете ли, столько настрадался в жизни, что хороших людей сразу вижу.

Странно, что с такими способностями Виталий Максимович не распознал в Александре хорошего человека при первой встрече. Сразу – означает сразу.

– Вы не представляете, что мне. нам пришлось пережить. Этого врагу не пожелаешь, такое горе, такое горе. Эрнест сказал нам: «Мое желание – это главный критерий!» Критерий чего? Критерий истины? А что можно считать критерием истины? Опыт – сын ошибок трудных? Научиться бы еще правильно его интерпретировать, этот опыт, делать правильные выводы. Всем нам хочется учиться на чужих ошибках, но как это сделать, если мы и на своих собственных ничему не учимся. С энтузиазмом, достойным лучшего применения, раз за разом наступаем на одни и те же грабли, набиваем шишки на одном и том же месте… И что с того? А ничего!..

Александр терпеливо слушал, и минут через пять его терпение было вознаграждено – в потоке бесполезного, а порой и бессвязного бормотания всплыла информация.

– Моя двоюродная сестра Люба может быть в курсе того, что происходит с. – Виталий Максимович замялся, но привычка все же взяла свое, – .с Эрнестом. Он к ней всегда тянулся. Люба его поддерживала, пыталась повлиять на Таню, супругу мою. В общем, мы который год уже не общаемся, не то чтобы в гости друг к другу не ходим, а совсем не общаемся, будто мы совершенно чужие люди. Таня человек, в сущности, неплохой, но она часто бывает… резкой. Знаете, как это бывает, слово за слово и. А я что? Я же не могу против жены пойти! Да и нечестно это будет. Получится, что я заодно с Эрнестом? Против нее? Так нельзя. Я после вашего визита, вы уж не сердитесь на нас, пожалуйста, очень уж неожиданно все получилось, да и Таня с утра была не в духе.