Дознание в Риге - Николай Свечин

– Сибирская язва? – догадался Алексей.

– Да. В Бикернском лесу, за городом, закапывают трупы павших животных. Какой-то бесчестный человек снял с больной коровы шкуру, прежде чем зарыть, и наделал из нее перчаток.

– Виновного не нашли? – спросил Титус.

– А никто и не искал. Так я осталась одна. На лавку был взят кредит. Пришлось продать домик и ютиться по съемным квартирам. Устроилась в кондитерскую продавщицей пирожных. Потом стала стара для такой работы, там нужны молодые и веселые. Деваться некуда, пошла прислугой… в пивную.

На этом месте женщина осеклась и посмотрела на собеседников, ожидая понимания.

– Околоточный узнал? – предположил Лыков[31].

– Да. Я, конечно, блюла себя, но все равно выгнали. Снова нечего стало есть… С большим трудом попала на телефонную станцию. Так и жила. А четыре года назад встретила Язепа. Он умел нравиться женщинам. Мы сошлись.

– Чем занимался брат тогда? – опять вступил в разговор Титус.

– Я никогда в точности не знала его дел. Но они были темны… Помню, некоторое время мы с ним обедали в Центральной кухмистерской. Это в здании Большой гильдии. Довольно сносно и недорого, особенно по абонементу. Обед из двух кушаний – всего семь рублей в месяц, из трех – девять с половиной. Можно без абонемента, тогда это двадцать пять и тридцать пять копеек в день соответственно. Стали завсегдатаи, официанты здоровались. Для таких, как мы, небогатых людей кухмистерская очень подходила. А потом выяснилось… Даже не хочется говорить.

– Язеп подделывал абонементы, – закончил за женщину Титус.

– Я до сих пор обхожу то место стороной, – вздохнула Лиза. – Стыдно.

– Чем еще он промышлял? – выручил ее Лыков. – Кто-нибудь ходил к вам домой? Товарищи, деловики? Может, звучали имена или место службы?

– Чаще других появлялся Адо Кадак, хозяин артели старьевщиков.

Мужчины переглянулись. Лиза заметила это.

– Он никогда мне не нравился. Однако что плохого в том, что человек старьевщик?

– В большинстве случаев правильнее говорить вор, – пояснил надворный советник.

– Но они же просто ходят по квартирам. Скупают кость, стекло, тряпки. Тяжелое ремесло, однако вполне законное.

– Это только с виду. Квартирные воры с утра разбредаются по предместьям, стучат в двери. Если им не открывают, они быстро ломают замок, проникают внутрь и хватают, что попадется под руку. И дёру. Ежели вдруг соседи заинтересуются или хозяева окажутся дома, тогда им предлагают продать ненужные вещи. И вообще заговаривают зубы. При этом воры оценивают замки, богатство жильцов, сколько людей в квартире… Все это пригодится в следующий раз. А хозяин артели, по сути, маз. Главарь шайки. У него связи со скупщиками краденого и свои люди на толкучих рынках.

Все трое помолчали, потом Яан продолжил расспросы:

– Кто еще приходил к вам, кроме старьевщиков?

– Давний приятель Язепа Карл Рымкус.

Лесопромышленник стукнул кулаком по столу:

– Тварь! Это он втянул брата в первое преступление. Жив, значит? И никто ему голову не пробил?

– У Рымкуса ломбард. Говорят, полиция часто находит там краденое, но патент не отбирает. Разве такое возможно?

– Возможно, если хозяин служит тайным осведомителем, – пояснил женщине Лыков. – Тогда ему разрешают махинации в рамках дозволенного – в обмен на доносы.

– Похоже на Карла, – вздохнула Лиза.

– У брата так и не было постоянного места службы? – уточнил Титус.

– Не знаю. Он же скрытный, ничего не рассказывал. Иногда в доме появлялись деньги, и даже немалые. Мы кутили, покупали обновки. Деньги быстро заканчивались. Но…

– Что? – насторожились сыщик и лесопромышленник.

– Год назад мне показалось, что у Язепа появилась настоящая работа. Он стал рано уходить, я собирала ему узелок с едой.

– Вот как!

– Да. Это длилось месяц-другой, потом он снова принимался валяться на диване. Причем средства не переводились. Неделю отдохнет и опять вроде как устроится. Еще раз в неделю ночью ваш брат уходил играть в карты. В какой-то тайный притон. Возвращался злой и без копейки. И утром кричал: «Где мои бутерброды?» Так прошел весь последний год. Лишь с февраля он стал чаще оставаться дома. Если и уходил, то ненадолго.

Лиза замолчала, а потом добавила:

– Да, иногда Язеп уезжал в командировки. Говорил, что по службе.

– Куда именно?

– Помню, что в Варшаву и Ревель. Еще, кажется, в Митаву.

– Так что было в последние месяцы? – настойчиво спросил Яан. – С того же февраля. Брат обеднел или наоборот, стал богатеть?

– Он сделался увереннее и богаче, – ответила Лиза. – И как-то… заматерел, так по-русски?

– Есть такое слово.

– Вот. Язеп изменился, сильно изменился. Однажды я увидела у него толстые пачки денег, несколько тысяч! Если не десятков тысяч. Я искала их… потом, после того как… Но ничего не нашла.

Гости напали на женщину с расспросами. Ведь где-то здесь разгадка! За толстые пачки обычно и убивают. Но Лиза не смогла объяснить, откуда у старшего Титуса взялось такое богатство.

– Посмотри бумаги, – обратился Лыков к товарищу. – Вдруг там есть указания, где он служил?

Яан развязал резинку. Сверху лежал паспорт.

– Странно, – пробормотал он. – Мне уже отдали его документы в сыскном. Там была и паспортная книжка. У него их две, что ли?

Раскрыл и ахнул:

– Не может быть!

– Что такое? – нахмурился Лыков. – Дай-ка.

Это был паспорт Рижского податного управления от 4 декабря 1897 года № 821, на имя приписанного к рабочему окладу Язепа Францева Титуса.

– И что тут не так?

– Вот эти слова: «Приписанного к рабочему окладу», – заявил Титус в сильном волнении. – В том, первом паспорте, что лежит в гостинице, сказано: «Приписан к служительскому окладу». Понимаешь?

– Нет. У нас в России указывают по-другому. Паспорта дают не всем, чаще это виды на годовой и на пятилетний срок. А тут рабочий оклад, служительский… Объясни, в чем дело?

– Разве в России полагается человеку иметь два разных паспорта?

– Нет, конечно.

– А у Язепа их было два. Один на рабочего, а второй на служащего.

Эглит слушала гостей и ничего не понимала. Наконец она потребовала, чтобы и ей все объяснили.

– Такие бумаги выдает городское податное управление, – начал Яан. – В подобных делах обязателен порядок, ведь от этого налоги зависят. И, стало быть, городской бюджет. А мы видим нарушение: один и тот же человек приписан к двум разным сословиям.