Вверх тормашками - Сьюзен Андерсон

Лиззи подняла свои плечики.

— Думаю, да.

— Но если ты не согласна, я положу все обратно.

— Нет, я согласна.

Вероника отвела со лба девочки ее челку.

— Хочешь потом просмотреть коробки, чтобы отобрать несколько любимых вещей для своей комнаты?

— А можно? — Золотисто-карие глаза Лиззи загорелись интересом.

— Даже не сомневайся.

— Ладно, — сказал Райли, — пойдемте наверх играть в короля пиратов.

Десса толкнула брата.

— На этот раз королем буду я!

— Как бы не так! Ты всего-навсего девчонка! Королем может быть только мальчик.

— Тогда я буду королевой пиратов!

Поднялся дикий галдеж.

— А я тебя приглашал в королевы пиратов? Ты можешь играть девочку-безбилетницу, которая прокралась на борт и хочет стать юнгой. — Не дожидаясь ответа, Райли повернулся, чтобы вывести своих подчиненных через кухню на лестницу.

Светлые кудряшки Дессы казались наэлектризованными от негодования.

— Я не хочу быть юнгой! У пиратов это всегда заканчивается плохо. Я не хочу идти по доске[9]! — Она энергично устремилась за братом, бросая на ходу обвинения.

Лиззи задержалась на мгновение — забрать от Вероники котенка — и застенчиво улыбнулась Купу. Потом затопала по ступенькам догонять своих друзей.

Куп взглянул на Веронику и ухмыльнулся.

— Вы не считаете, что вам придется популярно пересказать ей «Убить пересмешника»? И еще кто-то должен объяснить Райли, что никогда нельзя говорить девочке, что она «всего лишь девчонка». Это чревато неприятностями.

Вероника засмеялась и таким очаровательным изъявлением своего согласия привела Купа в смятение. До сих пор он был уверен, что точно знает, что собой представляет Вероника Дэвис. Ее образ прочно укоренился у него в уме, еще до того как они встретились. Но всякий раз наблюдая, как она ведет себя с Лиззи, Куп отмечал, что ее действия явно противоречат сложившимся у него представлениям.

Не сказать, чтобы он доверял ей. Пусть она не носила джинсов в обтяжку и не накладывала лопатой макияж. Не прибегала к объемной прическе, дабы придать себе сексуальный вид. Не флиртовала без разбора и не щеголяла экипировкой, чтобы «быть на высоте». Но маленькая мисс Ронни столь же успешно, как и ее более откровенная сестра, использовала каждую крупицу своей сексуальности. Куп не знал, как она это делала. Но черт возьми, в ее поведении, несомненно, было что-то такое, что притягивало к ней мужчин. Он сам видел сегодня утром, во время ее разговора с тем парнем из фирмы. И на себе он это чувствовал тоже.

Нет, она определенно не внушала доверия. Он не какой-нибудь простачок, чтобы его было так легко обмануть. Хотя, что касается ее обязательности в отношении племянницы, может быть, он и не прав.

— Почему вам понадобилось столько времени, — сказал он, глядя на Веронику сверху вниз, — чтобы добраться сюда и позаботиться о Лиззи? — Куп был вынужден тут же одернуть себя. Ему-то какое дело? Может, у нее были уважительные причины.

Он расправил плечи. У него были все основания ее спрашивать. Он беспокоился о Лиззи. Вероника посмотрела на него так, будто он потерял рассудок. Это заставило Купа смущенно поежиться, правда, только мысленно.

— Я не понимаю, — медленно проговорила Вероника, — почему вы считаете, что это касается вас каким-то образом. Но так или иначе, я вам скажу. Во-первых, Марисса не знала, как связаться со мной в Шотландии, поэтому мне ничего не было известно о смерти Кристл. Я узнала об этом только в воскресенье, поздно вечером, когда вернулась в Сиэтл. Во-вторых, я должна была урегулировать вопрос с моим расписанием. Мне нужно было свободное время, чтобы находиться здесь с Лиззи, пока я занимаюсь продажей «Тонка» и привожу в порядок хозяйство Кристл.

По лестнице, громко топая, сбежали вниз дети.

— Тетя Ронни, — тихим, тонким голоском позвала из кухни Лиззи. — Можно нам взять печенье?

Вероника вышла к ним навстречу.

— Конечно. Вы все знаете, где находится банка с печеньем. Молоко в холодильнике. — Она взъерошила волосы Райли, направлявшегося к столу с уже открытой банкой под мышкой и запихивающего в рот печенье. — И возьми стакан, приятель. Мы в нашем женском семействе не любим, когда в молоке попадаются какие-то инородные примеси.

Райли осклабился, показывая полный рот наполовину разжеванного печенья. Он шмякнул на стол банку и взял чашку, которую ему протянула Лиззи.

— Хорошо, хорошо. А можно, я навещу моего друга Брэда, когда мы поедим? Он живет как раз на другой стороне Супер-Сейв.

— Почему бы тебе вместо этого не позвонить ему и не спросить, может, он придет поиграть сюда? — Вероника взяла из банки печенье и откусила кусочек. — А позже мы выясним, что думает твоя мама по поводу будущих визитов. Хорошо?

Мальчик издал продолжительный страдальческий вздох.

— Хорошо.

Взяв печенье, Куп извинился перед маленькой компанией и направился к двери.

Вскоре он поднимался по мелким бетонным ступенькам в здание библиотеки Эндрю Карнеги, вспоминая, как Вероника общалась с детьми. Мысль о ней не выходила у него из головы. И перед этим он, похоже, был бессилен.

Он просто был обречен стать жертвой женщины с материнской жилкой. У его собственной матери таковая отсутствовала, поэтому все другие женщины, проявлявшие доброту к детям, казались ему совершенно неотразимыми.

Когда Куп открывал большую двустворчатую дверь библиотеки, у него сосало под ложечкой и сердце билось слишком часто.

«Ну, теперь ты счастлив, парень? Довольно трудное это дело — удержаться, чтобы ее не трогать даже тогда, когда ты считал ее эгоистичной стервой и расхлябанной, нерадивой опекуншей. И что же ты будешь делать теперь?»

Через несколько секунд после того, как Куп исчез в библиотеке, рядом с «Тонком» притормозила машина. Как всегда, когда этот человек проезжал мимо, у него возникало непреодолимое желание снизить скорость и коротко взглянуть на забегаловку. Он совершал наезды в этот район отнюдь не потому, что у него здесь были какие-то дела. Его влекло сюда — это было то место, где все началось в один памятный вечер. Когда сзади раздался нетерпеливый автомобильный сигнал, мужчина снова набрал нормальную скорость. Он удовлетворенно улыбнулся.

Это было идеально исполненное преступление. Разве нет? Он убил Кристл Дэвис, и ни одна собака этого не заметила. Благодаря его сообразительности это дело было ловко пришито Эдди Чапмену.

«Эй, эй, эй, чик-чик!»

Он громко рассмеялся, потому что рефрен из старого мультфильма был его персональной мантрой. Он всегда был умнее, нежели среднестатистический обыватель.