Превратности судьбы, или Полная самых фантастических приключений жизнь великолепного Пьера Огюстена Карона де Бомарше - Валерий Есенков

В его конспективном изложении эта замысловатая история выглядит чересчур безобидно и просто. Понять её можно так: у старого миллионщика задето непомерное самолюбие невниманием королевской семьи, задето так основательно, что бедный миллионщик приходит в отчаяние и чуть ли все девять лет не спит по ночам. В действительности, если миллионщик и приходит в отчаянье, в чем я нисколько не сомневаюсь, то причины его отчаянье имеет абсолютно иные, не имеющие отношения к непомерному самолюбию. Не такой это человек, чтобы его самолюбие так жестоко страдало по таким пустякам.

Возвышение Пари дю Верне происходит как-то внезапно и даже отчасти загадочно. В 1710 году, пятьдесят лет назад, через Муарана проезжает герцогиня Бургундская и делает краткую остановку всего-навсего для того, чтобы подкрепиться в придорожном трактире. Вещь, как видите, вполне заурядная. Далее происходит что-то из области сказок о разного рода искусных джинах и волшебствах. То ли каким-то приворотным зельем опоили герцогиню в этом трактире, то ли предложили какие-то особенные услуги, только герцогиня внезапно решает, что отныне четыре молодых человека, дети трактирщика, станут не кем-нибудь, а банкирами. Нужно признать, страннейшие капризы бывают у герцогинь! Что особенно замечательно, каприз проходит не сразу, и герцогиня успевает порекомендовать расторопных поваров и гарсонов губернатору Дофине, ну а губернатор уж разбивается, как должно, в лепешку, чтобы её светлости угодить. Повара и гарсоны взмывают в одно мгновение ввысь. Спустя десять лет общее состояние братье не поддается учету, а этот Пари дю Верне, самый талантливый, самый образованный среди них, достойный ученик Сэмюэля Бернара, успевает войти в доверие к подозрительному Людовику Х1V, умершему, как известно, в 1715 году, и затем неизменно оказывает влияние на переменчивую политику Людовика ХV через его наиболее приметных любовниц: мадам де При, герцогиню де Шатору и особенно через маркизу де Помпадур.

Каким же образом во все его операции, политические и деловые, замешивается Военная школа, в которой пять сотен подростков в возрасте от десяти до двенадцати лет, дети незнатных провинциальных дворян, будущие офицеры слабеющего французского воинства, под присмотром его племянника Мейзье обучаются фехтованию, владению огнестрельным оружием, верховой езде и, разумеется, танцам, без которых не способен сражаться ни один уважающий себя офицер?

Довольно простым. У Пари дю Верне натура чрезвычайно широкая. Владея такими громадными средствами, он может позволить себе удовольствие сделаться большим меценатом, и он в самом деле большой меценат, в частности, именно он помогает Вольтеру заложить основы его состояния, тоже, как известно, немалого. На Марсовом поле он возводит Военную школу тоже в качестве мецената, может быть, ради того, чтобы его племянник, полковник, имел возможность без опасной для жизни пальбы и вредных атак командовать кем-нибудь и занимать себя маршировками. По всей вероятности, на первых порах никакой другой роли эта прекрасно оборудованная, просторная школа в жизни Пари дю Верне не играет, поскольку он занят более серьезными играми.

Куда большее значение имеет для него то, что с годами маркиза де Помпадур, возомнив о себе черт знает что, отбилась от рук, принялась самостоятельно командовать королем, причем не только в постели, на что у нее имеются кое-какие права, но и в делах, на которые у нее никаких прав не имеется, и толкает слабовольного короля не туда, куда бы, по расчетам и представлениям Пари дю Верне, его следовало бы толкать. Пока не предвидится надлежащей замены для маркизы де Помпадур, приходится искать прямые дорожки к сердцу самого короля, тем более что Людовик ХV принадлежит поистине к странным типам, поскольку неудобно именовать короля дураком. Представьте себе, во время предыдущей войны, тогда ещё против Австрии, французская армия одерживает несколько блестящих побед и Франция получает возможность приобрести некоторые богатые области в Нидерландах, что сильно укрепит её экономику, в особенности даст простор финансовым операциям и торговле, стоит только потребовать эти прекрасные области у значительно ослабленных Габсбургов, однако этот с позволения сказать Людовик ХV объявляет, что, вишь ты, он воюет не как купец, но как король, и по Аахенскому трактату Франция остается ни с чем. С какой-нибудь иной точки зрения такой поступок может выглядеть благородным, даже возвышенным, тогда как с государственной точки зрения, тем более с точки зрения козырного туза французских финансов такой поступок выглядит как глупость, как серьезный провал, к тому же остается неясным, для какого рожна текли денежки из королевской казны и гибли солдаты и офицеры в этой достаточно кровопролитной войне.

Между тем интересы козырного туза французских финансов и поставщика лежат в плодородных канадских провинциях, способных выращивать хлеб, и на Ближнем Востоке, куда устремляется более половины французской торговли. В интересах козырного туза французских финансов громкие, решительные победы, победы как на канадских, так и на европейских полях. Тем более, если внимательно приглядеться к дальнейшим событиям, что козырный туз французских финансов одним из первых, как и положено козырным тузам, угадывает, к каким тяжелым последствиям именно для растущей французской торговли может привести такое внезапное и стремительное усиление военной мощи России, которая по своему положению прямо-таки обязана искать выход в Средиземное море, то есть именно на этот самый горячо любимый Ближний Восток. По мнению козырного туза французских финансов, уж если королевская Франция так резко меняет свой политический курс и вступает в союзные отношения с Австрией, надлежит как можно раньше оторвать Австрию от России и столкнуть лбами обе державы именно на Балканах, куда обе поглядывают, одна с нескрываемой жадностью, другая в силу необходимости, к неудовольствию тоже далеко не бескорыстных французских купцов.

И вот, несмотря на эти сложные, малоприятные для Франции обстоятельства, этот новоявленный рыцарь, которым, между прочим, вертит каждая юбка, не желает иметь дела с купцами, к тому с разбогатевшими довольно загадочным образом и такого низкого происхождения, как этот Пари дю Верне. Не желает, и точка. Лучше с раззолоченной шлюхой дело иметь, много достойней рыцаря и короля.

Тут весьма кстати подворачивается Военная школа. Пари дю Верне, нисколько не переменившись в лице, преподносит свою Военную школу в качестве презента французскому королю, а через него, разумеется, Франции, которую он любит много больше, чем её любит король, преподносит так, словно с самого начала так и было задумано, во что я лично ни одной минуты не верю. Король ни гу-гу. Король делает вид, что от этого грязного торгаша не получил никакого подарка. В бесхарактерных людях всего сквернее упрямство, и Людовик упирается, точно бык, и бесповоротно стоит на своем. Многих своих клиентов и компаньонов Пари дю Верне подсылает к нему, однако Военная школа всё ещё не принята королем, в некотором смысле даже ещё не открыта, хотя пять сотен кадетов исправно танцуют, машут рапирами и гарцуют верхом. Спрашивается, может ли процветать французская экономика при таком отношении короля к предприимчивым людям? Ясное дело, никакая экономика процветать тут не может.

Действительно, Пари дю Верне приходит в отчаяние, поскольку он не только крупнейший воротила в мире финансов, но и прожженный политик и патриот, который не может сложа руки сидеть, когда на его глазах интересам Франции наносится непоправимый ущерб, тем более что английские дипломаты уже настораживаются, кое-что прозревают и что-то затевают при российском дворе. Конечно, к заботам политика примешивается и самолюбие, да не в самолюбии тут весь корень зла. Весь корень зла в том, что как международное, так и внутреннее положение Франции всё ухудшается. Из Канады ей, по всей вероятности, придется уйти. На континенте русская армия наносит поражение прусскому королю при Цорндорфе, а при Куненсдорфе фельдмаршал Салтыков и вовсе рассеивает к чертям собачьим всю прусскую армию, так что русские полки беспрепятственно берут Кенигсберг и движутся на Берлин, а это не может не означать, что все выгоды от этой ненужной войны могут достаться России. Есть от чего впасть в тоску.