Это знал только Бог - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, сэр, – обратилась к Линдеру мулаточка. – Нью-Йорк не принимает, сильный туман.
– К какому аэропорту мы сейчас ближе? – спросил он.
– Майами.
– Запрашивайте. Ну-с, господин Алейников, вы бывали в Майами?
– Не приходилось, – ответил Вячеслав, подразумевая, что на Майами у него никогда не было мани.
– Там очень красиво, но я люблю Бразилию.
Это Вячеслав заметил. Накренившись, самолет сделал разворот и полетел на юго-восток. Ну а Линдер продолжил:
– Как и говорил Тарас, меня вызвали к следователю. Разумеется, я волновался, хотя мы замели следы. Но не предполагал, что у следователя меня ждут два удара…
Губин курил папиросы, Николаю не предложил закурить, впрочем, хорошо, что не предложил, заметил бы трясущиеся руки. Этот пятидесятилетний мужчина с проницательными глазами, явно видавший на своем веку много всего, внушал доверие, однако Николай знал по опыту, какими коварными бывают следователи. Вопросы задавались обычные: как давно Линдер знает Пахомова, чем профессор занимался вне института, с кем дружил, с кем враждовал и так далее. Выслушав ответы, Губин выдвинул ящик стола, взял лист и кинул на стол:
– Прочтите.
Николая словно обухом ударили все по тому же месту – голове.
«Довожу до вашего сведения, что Николай Карлович Линдер пробыл у профессора Пахомова четырнадцатого октября с восьми вечера до двадцати минут первого ночи».
И все. К счастью, ни слова о том, что он вернулся к Пахомову, к тому же не один! Николай, сглотнув комок в горле, молча положил лист на стол, а следователь, закуривая очередную папиросу, спросил:
– Что скажете?
– Кто это написал? – задал Николай встречный вопрос.
– Вы же видели: подписи нет.
– Это поклеп. Я вернулся домой примерно в десять.
– Кто подтвердит?
– Жена.
– Кто еще?
– Я не знал, что мне придется доказывать, во сколько пришел домой, поэтому не стучался во все двери нашей коммуналки.
– Кто-нибудь видел вас, когда вы уходили от Пахомова?
– Нет. Но видели, когда я пришел к нему. Соседка сверху.
Следователь пронизывал его глазами, Николай выдержал, не моргнув, хотя ему казалось, что тот про него уже знает все.
– Зачем вы ходили к Пахомову? – был следующий вопрос.
– Поговорить. Он знал еще моего отца…
– Ваш отец был расстрелян…
– А какое это имеет отношение к Пахомову и тому, что произошло?
– Вы длительный срок отбывали наказание, – остался глух следователь. – За что?
– Мой самолет сбили, я попал в плен на три дня, потом наши освободили, я вернулся в часть, продолжил воевать. А после войны меня отправили в лагерь…
– После того как вы избили особиста, – уточнил следователь.
– Не избил. Я дал ему в морду за оскорбление, когда он назвал меня предателем. Вы бы не дали в морду?
– Угу, – покивал следователь, зажав в зубах папиросу. – Скажите, когда вам стало известно, что Пахомов написал донос на вашего отца? И от кого вы узнали?
Николаю показалось: он ослышался. Но в полупустой комнате слова прозвучали отчетливо, рассыпались в разные стороны, оттолкнулись от выбеленных известкой стен и эхом влетели в уши второй раз. Он наклонил голову, слушая звук, похожий на раскат грома, и едва выговорил потрясенно:
– Пахомов написал донос?.. Это ложь.
– Это правда.
– Это ложь. Пахомов был другом нашей семьи, он помогал нам после смерти отца, потом опекал мою мать, когда я воевал и сидел… Он похоронил ее.
– Можете прочесть копию доноса. Со смертью Пахомова, у которого не осталось родственников, этот документ не является тайной.
Всего несколько строк, отпечатанных на машинке, где значилось, что Карл Линдер недоволен политикой партии, ее руководителями и положением в стране.
– Здесь тоже нет подписи, – выдавил Николай, возвращая лист.
– Это не меняет дела. Донос был написан Пахомовым.
– Зачем вы мне показали донос? Чтоб я возненавидел Пахомова? Увы, ваша цель не достигнута. Я не верю бумажке, которую состряпали кое-как и выдают за документ. Пахомов не мог этого сделать.
– Понимаете, Линдер, как бы вы ни отрицали существование доноса, он есть. А это значит, что у вас был мотив убить доносчика.
Стечение обстоятельств против Николая, он очутился перед пропастью, и не было ни одного шанса не упасть туда. Но человеческая природа запрограммирована на выживание, посему мозг Николая лихорадочно искал выход. Стало очевидным: если сам не подсуетится, не узнает, кто убил Пахомова с Нюшей, то именно он ответит за чужое преступление.
– Серьезное обвинение, – проговорил Николай, находясь в поиске доказательств своей невиновности. И прежде всего следовало убедить в этом Губина, от этого зависела жизнь. – Вы не допускаете, что ошибаетесь?
– Я пока не обвиняю, а подозреваю.
– Это одно и то же. Не найдете убийцу, возьмете меня, ведь так?
– Я имею право взять вас под арест сейчас до выяснения…
– Неужели думаете, я такой дурак? – распалился Николай от бессилия и безвыходности. Но доводы необходимо привести. – Зачем мне убивать Пахомова в тот же вечер, когда меня видели, как я шел к нему? Почему я не убил его раньше, если узнал, что он написал донос на отца? Почему не подкараулил его и не убил где-нибудь на темной улице, когда он возвращался домой? Получается, я сделал все, чтоб меня поймали? Покажите мне хоть одного преступника, не продумавшего свои действия. Никто не хочет на нары, тем более к стенке.
Логика – вещь упрямая, следователь не знал, что ей противопоставить, отсюда потупился, жуя потухшую папиросу. Николай понял, что заронил сомнения в этом человеке, и уже более спокойно добавил:
– Насколько мне известно, Пахомова зарезали, а Нюшу удавили. Скажите, почему я убил разным способом? Имея в руке нож, зачем взял удавку?
– Убийца был не один, с сообщником.
– Вот именно, – активно закивал Николай, хотя не знал, как это ему поможет. – Минимум их было двое.
– Вы могли впустить сообщника. Судя по всему, профессор вам доверял, а у вас был мотив.
– Я не убивал Пахомова с домработницей, – сник Николай, чувствуя, что не пробил Губина.
Следователь чиркнул спичкой, поднес ее к папиросе, но не прикуривал. Она догорела, огонек лизнул пальцы, Губин очнулся:
– Допустим, я верю вам, только этого мало.
– А этого разве много? – указал подбородком на листы Николай. – Ищите тех, кто убил.