Невеста тирана - Лика Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но я…
— Розабелла!
Та даже вздрогнула от этого неожиданно холодного тона. Ее улыбка растаяла. Она снова поклонилась Джулии:
— Доброй ночи, сеньора. — Развернулась к Фацио: — Доброй ночи, брат.
Девчушка запахнула шаль на груди и кинулась догонять мать.
Соврано повернулся к Доротее, ожидающей поодаль:
— Проводи сеньору Джулию в покои и проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Лицо Фацио с каждым словом мрачнело. Может, он уже был не в силах совладать с дорожной усталостью, может, так подействовало все произошедшее. Он говорил, что не терпит женских склок.
Доротея лишь кивала, бросая влажные взгляды, но Фацио даже не смотрел на нее, отыскивал в опустевшем дворе камердинера:
— Дженарро, будь готов.
Прозвучало одним им понятным условным сигналом. Дженарро помрачнел на глазах:
— Может, до завтра?
— Сейчас. — Соврано вновь устало посмотрел на Доротею: — Какие покои приготовила мать?
— Просторные, рядом со своими, сеньор.
Фацио кивнул:
— Ступайте.
Доротея поклонилась, а Джулия нервно прижала к себе Лапу. Рядом… этого только не хватало.
Глава 14
Внутри все ходило ходуном. Сердце болезненно трепыхалось, в ушах гудело, заледеневшие ноги едва слушались. Как в бреду, Джулия шагала за спорой поступью Доротеи, а та, будто нарочно, прибавляла и прибавляла шаг. Прямая, как палка, какая-то звенящая. Казалось, тронь ее, как струну на лютне, и раздастся звук. Она поднималась по каменной лестнице, подобрав шуршащие темные юбки и, будто нарочито, чтобы занять больше пространства, расставила локти, демонстрируя в прорезях рукавов тончайшую беленую сорочку. Важная, гордая. Нянька Теофила сказала бы иначе — наглая и высокомерная. Хватило пары взглядов и пары фраз, чтобы понять, что Доротея не ровня хозяевам, но и наемной прислугой она, явно, не была. Так кто она? Джулия сама не понимала, почему этот вопрос так заинтересовал. Но она с какой-то обостренной необходимостью хотела знать, какое место в доме занимает эта девица.
Слуга шагал впереди всех, держа в поднятой руке большой фонарь, и теплое пятно дрожащего света то и дело выхватывало из темноты искусную резьбу и необыкновенные цветные фрески. Несмотря на обстоятельства, хотелось задержаться возле этих картин и рассмотреть. Люди, звери, кони, корабли. Живые позы, яркие цвета. В Лимозе были хорошие художники, но, казалось, Джулия никогда не видела настолько дивной работы. Дрожащий свет и ночной полумрак создавали глубину и стойкое ощущение, что изображения вот-вот оживут. Даже почудилось, что одна из фигур посмотрела прямо на нее осознанным внимательным взглядом.
Джулия глубоко вздохнула и отвела глаза — вздор, что от изнеможения не померещится. Она вдруг будто впервые ощутила, какой тяжестью стал Лапушка. Он весил не больше маленькой собачки, но провел на руках столько времени, что теперь казался не легче пушечного ядра. И усталость, будто мокрая ткань, вдруг облепила со всех сторон. Навалилась, душила. Единственное, чего хотелось, — войти в покои вместе с Альбой и упасть на кровать. Чтобы, наконец, остаться одной, без всех этих чужих людей. Было сложно осознать, что отныне кругом окажутся лишь чужие люди. О сеньоре Соврано Джулия вообще старалась не думать: не сейчас, иначе можно сойти с ума.
Она больше не смотрела по сторонам — все после, при свете дня, если, конечно, вновь не окажется запертой. Усталость, страх и воображение играли с ней отвратительную шутку, и неумолимо казалось, что вот-вот подступит паника, которая почти вцепилась холодными сильными пальцами, дергала за подол. Джулия обернулась, желая убедиться, что Альба здесь, прямо за спиной, заглянула в ее уставшее испуганное лицо. Альба и Лапушка — это все, что есть отныне.
Доротея, наконец, вошла в темную прихожую. Слуга достал из фонаря огарок и принялся зажигать свечи в позолоченных канделябрах у стены. Свеча за свечой, и пространство наполнялось дрожащим светом. Но чем больше места огонь отвоевывал у тьмы, тем сильнее сжималось сердце. Здесь все было чужим. Все, до мельчайшей пылинки. Незнакомый запах чужого дома, который ощущался болезненно остро.
Доротея не намеревалась ни любезничать, ни угождать. Она по-прежнему открыто смотрела на Джулию с нескрываемым превосходством. То ли вызов, то ли снисхождение… Впрочем, какая разница. Лишь бы она скорее ушла. Доротея изящно поджала руки, совсем как дамы на полотнах живописцев. Белокожая, светловолосая; в глубоком квадратном вырезе, отделанном темно-синим бархатным галуном, виднелись полукружия пышной груди. Этот смелый вырез поразительно контрастировал с уродливой шемизеткой сеньоры Соврано. Если в Альфи принято закрываться до самого горла, то как скандальная мамаша допустила такую вольность?
Джулия смотрела на эту Доротею и все пыталась понять: красива ли она? Стройная, ладная. Но будто чего-то не хватало. Краски или контраста. Глаза и волосы Марены были заметно светлее, но ни у кого не повернулся бы язык назвать сестру бледной или блеклой. Впрочем, Джулия никак не могла понять, почему сейчас ее это занимало. Зачем занимало? Будто было мало переживаний.
Доротея окинула взглядом посветлевшую прихожую и подобрала юбку:
— Располагайтесь, сеньора Джулия. В вашем распоряжении четыре прекрасные комнаты. Спальня в самом конце. Я сейчас пришлю слуг. Вам принесут горячей воды и подадут ужин. Нужны ли еще горничные?
Джулия облизала пересохшие губы, покачала головой:
— Нет, благодарю. Моя горничная со всем справится.
Доротея кивнула, окидывая Альбу подозрительным взглядом:
— В таком случае, желаю вам доброй ночи.
Она развернулась и пошла к выходу, а Джулия смотрела ей в спину, не зная, как окликнуть. Достойна ли эта Доротея благородного обращения?
— Сеньора Доротея.
Та обернулась, а на лице застыл немой вопрос.
— Я бы хотела, чтобы скорее принесли мой багаж. И моему питомцу необходимо свежее мясо и молоко.
Розовые губы Доротеи скривились едва заметной улыбкой:
— Я передам вашу просьбу на кухню, сеньора. А что касается вашего багажа… придется подождать. Вы получите лишь то, что одобрит сеньора Антонелла.
Джулия нахмурилась:
— Кто?
— Сеньора Соврано. Но вы должны понять, что сейчас сеньоре не до вашего багажа. По вашей же милости. Сеньора очень расстроена.
Прилившая кровь обожгла щеки, разом отогнав и усталость, и стеснение:
— Что значит: получу лишь то, что одобрит сеньора? Это мои вещи. Пусть принесут мои вещи! Мне не во что даже переодеться с дороги.
Доротея лишь пожала плечами:
— Я постараюсь что-нибудь для вас сделать.
Она вышла и прикрыла за собой дверь. Тут же следом удалился и слуга.
Альба промолчала, лишь настороженно посмотрела. Тут же взяла