Прощальный поклон капитана Виноградова - Никита Филатов

– Боря… Виктор не верит, что ты был в этом деле главным. И я с ним согласен… Это твой шанс, Боря!

– Дай мне поговорить с шефом, а?

– Дам. Конечно. Как только ты скажешь, куда вы его дели…

– Кого дели?

– Падла, тварь негодная! – Виноградов навис над Кожиным и заорал, брызжа слюной и почти касаясь его оплывшего лица. – Если с Мареничем что-нибудь сделали, я тебя, гадина, лично в куски порву! Понял? Ты у меня к бандитам в руки сам попросишься! Понял?

– Володя! Володенька… Я не понимаю! – Коммерсант плакал, боясь поднять руки к дрожащим мокрым губам. – Я не знал!

– Знал, сволочь! Все знал! Хочешь, я тебе скажу, как было? Хочешь? – Не ожидая ответа, Владимир Александрович встал и прошелся по комнате. – Мы тебя вычислили – насчет сейфа… Это было не так уж сложно, дело техники! Ты про такую штуку слышал – «поле переговоров»? Нет? Элементарно! Любой звонок по радиотелефону фиксируется – номер абонента, продолжительность… А иначе как все эти «Дельтателекомы» и прочие штучки-дрючки оплачивать? Обычно раз в три месяца – счет… Да что тебе элементарные вещи объяснять! Догадался? Нет? – Это был самый рискованный момент допроса: Виноградов отчаянно блефовал, любая неверная интонация могла разрушить все, что удалось достичь. В одну сторону звонки действительно отслеживались элементарно – это если звонили с радиотелефона. А вот если кто-то вызывал абонента «Дельты»… Оставалось надеяться, что Кожин уже достаточно запуган и не слишком силен в беспроводной связи. – Вижу – по-онял! Так-то… Ты ж мои контакты в «чека» знаешь? Зна-аешь! Я денег дал – совсем немного! – и ребята залезли в компьютер, сняли информацию… Проще простого: кто с кем сколько говорил во столько-то часов в таком-то районе, допустим, с такого-то телефона, принадлежащего фирме «Нефтегазойл». Нет! Конечно… Само содержание разговора никто не записывает – все-таки тайна корреспонденции, то-се… Видишь – я тебе даже не вру, хотя мог бы наплести… Дальше объяснять?

Кожин сидел уткнувшись лицом в скрещенные на столе руки. Это была не лучшая поза для диалога, но капитан продолжал:

– Я Виктора просил самому ничего не делать. Подождать… Он, бедняга, меня не послушался, видимо, не знаю уж как, когда, но все это тебе высказал. Может, на совесть твою понадеялся? А?

– Он мне ничего не говорил…

– Врешь! Я даже догадываюсь когда: в пятницу вечером, перед твоим отлетом на комбинат!

– Он мне ничего не говорил…

– Может быть. Может быть… Значит, ты сам догадался – ребята ведь в Уренгое жестоко опекали. Не так, как обычно? Да! Логично! Ты понял, что шеф если и не знает, то о чем-то догадывается, каким-то образом обманул охрану, дал сигнал своим дружкам в Питере… Сволочь! Где Виктор?

– Я не знаю… Он ничего не говорил…

Виноградов почувствовал, что коммерсант впадает в ступор. Это было лишнее.

– Жить хочешь?

– Они меня все равно убьют… Убьют…

– Точно. И знаешь когда?

Кожин поднял на Владимира Александровича глаза.

– Я тебе скажу… Они очень скоро тебя убьют. Может быть, даже сегодня. Почему? Элементарно! Ты сейчас для своих друзей опасен. И не нужен… Допустим, ты мне ничего не сказал. И даже допустим, что я охранникам-дебилам не дал тебя тронуть… Просто – отпустил! А? И где у них гарантия, что ты не сегодня, так завтра, послезавтра не заговоришь? Или допустим, что мальчик этот честолюбивый сам дурную инициативу проявит и без моего ведома тебя куда-нибудь в лесок вывезет… а там ты все скажешь, будь спокоен! А? То-то и оно… Поэтому я на месте твоих друзей тебя бы грохнул. Не откладывая.

Борис Иванович опять заплакал.

– Жалко себя? Жа-алко… Есть другой вариант. Во-первых, ты мне даешь расклад. Полный. Потом мы берем тебя под охрану – думаешь, почему ты еще живой? А? Потому что тебя вовремя из города эвакуировали, дурашка! – Виноградов импровизировал от души, и у него, кажется, получалось. – Семью прикроем… Пойми! Нам главное – время выиграть, выйти на них, «перетереть»… А когда все кончится, ты уже ни для них, ни для нас не опасен будешь! В принципе, можно будет даже такое условие поставить – твоя безопасность. Виктор придумает что-нибудь…

Кожин глядел на капитана не отрываясь, впитывая каждый звук его вкрадчиво-рассудительного баритона.

– Из фирмы, конечно, придется уйти, сам понимаешь… И машину шеф отберет… Но – ладно! Это уж вы с ним между собой решите… Да ты же умный мужик, Боря! С нуля начнешь – поднимешься, а потом, со временем…

– А что с шефом? – Щеки Кожина порозовели, он уже принял решение.

– Плохо с Виктором, – доверительно вздохнул Виноградов, – плохо… Пропал Виктор. Третий день.

– Это не я.

– Знаю… Извини уж, что так наехал. Переживаю я за него очень.

– Да понимаю. Какие уж там извинения! – Кожин уже почувствовал себя почти виноградовским партнером. – За главного кто? Орлов?

– Ага. Они на пару с Зайченко. Разорвать тебя готовы…

– Сволочи… Володя, поверь – с шефом я бы договорился, объяснил бы все! А с этими…

– Боря, я все понимаю! Поэтому я сказал – без меня ни-ни! Короче… Вот даже как сделаем: о результатах нашего с тобой разговора никому ни слова! Согласен?

– Конечно! А если…

– Обойдутся! Под мою персональную ответственность. Но давай так: ты мне говоришь все как было, а уж что им докладывать – это вместе решим. И что дальше делать… Сейчас главное – доказать, что в исчезновении шефа ты ни при чем, остальное – хреновина, дело десятое. В конце концов, семь тысяч баксов…

– Семьдесят.

– Что – семьдесят? – переспросил Виноградов, задерживая палец на крохотной кнопке карманного диктофона.

– Там было семьдесят тысяч. Долларов… – Приняв решение, Борис Иванович уже любовался собой и своей ролью. – Видишь, Володя, даже тебе эти негодяи не доверяют. Используют – и выбросят…

– Да-а… Вот гады!

– Конечно! Ты выслушай, как было…

И Виноградов приготовился слушать, уточнять, подбадривать, ловить на мелочах и высказывать сочувствие.

Лисичка-сестричка съела братца-кролика. Братец-волк съел лисичку-сестричку. В такой обстановке нельзя забывать о соловье-разбойнике, нельзя закрывать на него глаза.

Ф. Кривин. «Ученые сказки»

История, собственно, оказалась достаточно банальной: Борис Иванович Кожин не был доволен жизнью. Его не устраивало собственное положение в фирме, положение одного из первых лиц – но не первого… Не устраивала зарплата – огромная по обывательским меркам, но несопоставимая с доходами того же шефа или, к примеру, их партнера, банкира Зенкевича… И если поначалу трехлетняя «Волга» и квартира на Пороховых казались бесценным даром великодушного Виктора, то теперь они воспринимались уже всего-навсего как оскорбительно мелкая подачка из миллиардных прибылей «Нефтегазойла».