Дом, в котором ты живешь - Анастасия Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он знает! — И моя собеседница отключилась.
Ну и нравы в этом городе! …Вечером я проверяла тетради, долго возилась с ужином, набрала несколько абзацев новой статьи и уже перед сном решила устроить допрос Денису:
— Что у тебя за девица?
— Дашка что ль? — Он усмехнулся.
— Она звонила. Я забыла передать, извини.
— Да это без разницы, ма. Я все равно не стал бы перезванивать.
— Почему?
— Так надо! — ушел сын от ответа.
Надо ж, как все быстро! Недавно покупал подарки, а теперь не может даже перезвонить. Куда уходит любовь? Исчезает, как летучий газ. Или умирает под гнетом обстоятельств, порой совершенно незначительных. Я снова вспомнила про Ленку Власову. Нужно все-таки поговорить с Давидом. Такая скучная, прозаичная тема, не имеющая ни малейшего отношения к нам двоим. Вот так все и случается. Постепенно.
— Давид… — Я набрала номер его сотового.
— Что случилось? — Он насторожился: я звонила редко.
— Ничего, просто я тебя жду.
— Правда, ждешь? — Его голос потеплел. — Уже еду.
…Деньги, которые давал мне Давид, я старалась тратить аккуратно. Но вчера не удержалась. В магазине «Мир семьи» купила пеньюар. Нежно-розовый, шифоновый, расшитый серебряными цветами. Эксклюзивная дорогая вещь. В прошлой жизни я даже не смотрела на такие.
В новом пеньюаре, со свежим макияжем, я уселась на пуф в прихожей и стала ждать Давида.
…Как странно он говорит: боюсь потерять тебя. Он делает для меня все возможное и невозможное. И я не скрываю, что счастлива с ним. Тогда откуда эти страхи? Чего он боится? На что намекает? Может, тут какая-то тайна… но нужно ли стремиться ее разгадать?
Хорошо Аньке… меньше знаешь, лучше спишь. И всегда у нее прекрасное настроение. Иногда загрустит, конечно, но тут же берет себя в руки. Может, и мне последовать ее правилу? Ни о чем не спрашивать, не беспокоиться, просто любить и быть счастливой?..
В замке резко повернули ключ, и Давид появился на пороге. Как я обрадовалась! Бросилась к нему, прижалась всем телом откровеннее, чем это следовало делать в прихожей. Он так жадно припал к моим губам — казалось, все произойдет прямо сейчас.
— Давид, — я с трудом приходила в себя, — пойдем ужинать…
Но пошли мы не ужинать, а в спальню.
— Какая ты красивая сегодня!
— Ждала тебя.
Мне совсем расхотелось говорить про Ленку Власову. Момент был уж очень неподходящим. Решила поделиться другой проблемой:
— Представляешь, у Дениса завелась какая-то наглая девица. Из современных. Даже приблизительно не могу представить, что у них за отношения.
— Уже нет никаких отношений. Значит, Денис и это обсуждает с Давидом.
Что ж, понятно — у того больше опыта!
— Давид, у тебя была девочка в школе?
— Была. Я ее в шахматы играть учил…
— А дальше что было?
— Да практически все.
— А теоретически?
— Летом перед выпускным классом мы ездили в Москву. Она заболела и не поехала Так все и осталось теоретически.
— Ах ты ловелас! — Мы расхохотались.
— Счастливое было время — лето перед выпускным классом, — задумчиво проговорила я. — У отца были гастроли в Питере, он взял меня с собой. Мне так понравился город.
— Чем занимался твой отец?
— Музыкой. Дирижировал оркестром.
Я живо представила то лето: отца, его музыку, благоухание лип в Летнем саду, пыльные кварталы Петроградской…
— Не отвлекайся! — Давид медленно расстегивал пуговицы на розовом пеньюаре, целуя шею, грудь, колени.
«Таблетки!» — промелькнуло у меня в голове.
Но было уже поздно.
Я критически оглядела вчерашний ужин: мясо слегка потемнело, румяный яблочный пирог был черствым даже на вид, зато баклажаны по-прежнему испускали чудесный пряный аромат.
— Ты много потерял, отказавшись от ужина! Ранним утром мы сидели в столовой. Была суббота, но Давид спешил, как всегда. На этот раз в какую-то лабораторию в Красногорске.
— Ничего я не потерял.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, благодарно и нежно. Я заметила: Давид бывает очень нежным, но как будто стесняется этого. А если и выражает свои чувства, то косвенно, завуалированно. Может, тут тоже какая-то тайна.
— Что ты так смотришь?
— Тебе это идет. — Он имел в виду пеньюар, но не нашел подходящего слова.
— У меня такое ощущение, будто ты чего-то недоговариваешь.
Он помолчал.
— Мысль изреченная есть ложь — слышала такое?
— Это какая-то восточная мудрость?
— Тютчев.
Значит, не тайна — жизненная философия.
Давид съел мясо, выпил чашку обжигающего чая с пирогом и ушел, обещав вернуться не Раньше десяти вечера. Послонявшись по квартире, я поняла, что делать совершенно нечего. Сыновья еще не вставали, усаживаться за статью субботним утром не хотелось. Я свернулась в качалке и задремала.
Мне снился Давид. Мы шли держась за руки, сначала по широкой улице, ведущей от нашего дома к Таганке, потом по какой-то незнакомой набережной, наконец, свернули в мрачный, грязный двор-колодец. Мне стало жутко — я вцепилась в Давида, но вдруг кто-то с силой начал трясти меня за плечо, и я разжала пальцы. Давид исчез. Я вскрикнула и открыла глаза. Надо мной стоял Денис с телефонной трубкой.
— Тебя не добудишься, трясу-трясу. Иза звонит.
Как я и ожидала, наша квартира понравилась Ленке. Вчера она смотрела ее одна, утром пришла с мужем и попросила как можно скорее решить вопрос.
— А что нужно сделать?
— Ну, вещи свои забери. Что не нужно — на антресоли. Можешь сейчас приехать? Я бы помогла.
Я поблагодарила Изу и стала собираться. Для начала объяснила ситуацию Денису.
— Вообще, мать, занимаешься ерундой, —отреагировал сын. — А Давид знает?
— Какое его дело? Квартира-то моя!
— Значит, вступила на путь подпольного бизнеса! Он узнает — не беспокойся! И обидится!
— Ты прав, надо ему сказать. — Я почувствовала себя девочкой, разговаривающей со взрослым.
— Давид решит: тебе денег мало.
— Я же обещала, День! И Иза просит.
— Ладно, так и быть. Поедем, помогу тебе с вещами, а то ты все выбросишь.
Он знал, что в этом смысле я не сентиментальна.
Иза встречала нас как дорогих гостей. Поила дорогим чаем с клубничным вареньем, угощала домашними чебуреками. — Как мне вас не хватает! — вздыхала она. — Всех вас! Тебя, Маринка, твоих мальчишек, маленького… так скучаю, особенно вечерами.