Капкан на амура - Маргарита Южина

– Да нужен мне твой Гоша! Кружи сама!

Маринка вздохнула с облегчением.

– Марин, а может, все же лучше Пашка? – не оставляла надежду Геля.

– Нет, даже не надейся! Гоша… Это мой перст… крест… В общем, судьба это моя, вот. Я уже придумала, где мы жить будем.

– У тебя, где же еще, у него своей квартиры нет, – напомнила Геля. – Могла бы и не думать.

– Не могла! – опять засияла Маринка. – Вот веришь – не могу! Думаю о нем каждую минуту. Это же надо, какое чудо люди придумали!

– Ты про Гошку?

– Нет, я про любовь! Вот… Любовь, это же… И не хочешь, а думаешь! И ждешь каждый раз, и надеешься! А встретишь его, у тебя в животе будто…

– Будто бабочки, да? Слышала уже.

– Почему бабочки? Зачем мне в животе насекомые всякие? Нет, Гель, в животе словно кипяток!

Гелька тяжело вздохнула.

– А бабочки красивее были. – Она пригляделась к подруге и добавила: – Правильно, Маринка. Тебе надо с Гошей. Пашка тебя долго не вытерпит.

Подруга вдруг резко подскочила.

– Геля, тогда… Тогда я побегу!

– Куда?

Маринка нервно облизнула губы.

– Если ты от Гоши отказываешься, тогда я побегу его завоевывать. Пока кто-нибудь другой его не окольцевал.

– Ясно. Беги, конечно. Такой редкий экземпляр.

– Где он живет? Ты говорила, что Гоша сосед.

– Наверху, в шестьдесят восьмой квартире. Удачи!

Маринка уже ничего не слышала. Она неслась через две ступеньки к своему счастью. А вот и дверь… звонок получился какой-то дребезжащий. Дрожал палец.

– А, Марина, заходи, – увидев ее на пороге, грустно произнес Гоша.

Сегодня он выглядел еще великолепнее – синяки процветали!

– Гоша, я к тебе, – сообщила Маринка, что, в общем-то, было и так ясно.

– Что-нибудь случилось? – насупился он.

– Случилось… У Гели забрали Аришку, и я…

– Гошенька, кто там? – раздался из комнаты голос взрослой женщины.

– Мам! Это ко мне!

– Гоша, принеси мне чаю с малиной. Кстати, гостям тоже варенья предложи!

– Предлагай давай, – нетерпеливо проговорила Маринка.

– Да некогда мне тебя чаями распаивать, – пробурчал Гоша. – У меня мама болеет.

– Мама? Так это мама? – обрадовалась Маринка, уверенно отодвинула Гошу в сторону и прошла в комнату.

На диване лежала еще нестарая женщина, укутанная тяжелым ватным одеялом, а рядом с ней на маленьком столике громоздились пузырьки из-под лекарств.

– Здравствуйте, – спокойно произнесла Маринка. – Меня Мариной зовут. Я Гошина подруга.

– Подруга? – внимательно пригляделась к ней женщина. – Ну что ж, очень приятно. Правда, я не могу вас принять…

В комнату вошел Гоша с чайником в одной руке и с банкой варенья в другой. Большую кружку он зажимал подбородком.

– Боже мой! Гоша! Сын мой! Ну надо же было просто налить чай в кружку и принести, – поморщилась мать Гоши. И вдруг заплакала: – Господи, ты у меня такой неприспособленный! Как же я тебя оставлю одного? Мне и умереть нельзя теперь.

– Вы не беспокойтесь, – произнесла Маринка. – Он один не останется. Я за него возьмусь. Чего вам беспокоиться?

– Да? – удивилась женщина. – То есть я могу смело отправляться в могилу?

– А вы серьезно решили? – растерялась Маринка. – Ну, я не знаю, конечно. Может, попробуем полечиться?

Гоша замер. Он понимал, что Маринка несет сущую ахинею, но как-то не отваживался вступать в разговор двух женщин. А пока его матушка раздумывала, гостья уже развернула активные действия.

– Так, давайте я вас вымою! Лежите, не вставайте, я все сама, умею, – уже резво ворочала больную на диване Маринка. – У меня братья маленькие были, я привыкла их купать. И с лежачими запросто сумею.

– Позвольте! – Больной удалось вывернуться из цепких ручек Маринки. – Я никакая не лежачая! У меня только поднялась температура!! Я просто немного простыла, только и всего!

– Да что вы! – обрадованно всплеснула руками гостья. – А я думаю, надо же, такая молодая женщина, а уже с постели не встает!

– Я встаю! И даже могу ходить! Гоша, сынок! Накрой нам стол в кухне, мы будем пить чай!

Гоша рванулся в кухню, но его остановил новый окрик матери:

– Нет, Гошенька, не надо, я сама все приготовлю!

И все же женщина действительно была сильно простужена и чувствовала себя неважно, потому что уже через минуту устало опустилась на стул.

– Зачем вы встали? – подлетела к ней Маринка. – Вам же нужен постельный режим! Немедленно в кровать! Гоша, отведи маму в постель, а я тут… Где у вас заварка? Я сейчас новый чай заварю. Ага, нашла. Гоша, веди же маму! А ничего, если я бутерброды сделаю?

В это время Гоша помогал матери укладываться в постель.

– Гоша, сын мой, попомни мое слово, – говорила она. – Эта девочка сделает то, что я так и не сумела сделать.

– Что она еще натворит? – испугался сын.

– Она сделает из тебя настоящего мужчину! Во всяком случае, так будут думать окружающие.

Гоша вздохнул и сразу же поверил маме. Он вообще никогда не сомневался в ее словах. Гоша привык доверять людям, и каждое слово принимал за чистую монету, а уж мамины-то слова были законом. Так, например, когда он решил жениться на своей однокласснице Леночке, мама только посмотрела на девушку и заявила:

– Гоша, сын мой, эта женщина не осчастливит тебя. Разве что троими детьми. Поверь, сын мой, для прочной семьи этого недостаточно!

И Гоша поверил – Леночка была отвергнута. Та же участь ожидала и еще троих подружек молоденького Гоши. Зато когда сын стал старше, мать сама отыскала ему невесту – дочку своей подруги.

– Гоша, сын мой, эта девочка родилась для тебя. Только с ней ты сможешь вкусить настоящее семейное благополучие и удовольствие.

И Гоша согласился вкусить.

Благополучия не случилось. Юленька, та самая дочка подруги, после замужества отчего-то решила, что ей нужны горы нарядов, стопки туристических путевок и несметные вклады на ее сберкнижки. И, по ее мнению, обеспечить все это должен был Гоша. Он бы тоже не отказался от богатства, но где его взять, никак не мог придумать. Во всяком случае, там, где он работал, платили сущие копейки. И тогда начались скандалы, ругань, истерики и упреки. Юленька дважды в неделю уходила к своей маме, обещая больше не вернуться, и четырежды за день выставляла вещи Гоши. И тогда сердце матери не выдержало.

– Гоша, сын мой, возвращайся под родную крышу! – велела она.

– Но, мам, а как же… семейное удовольствие?