Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы - Екатерина Евгеньевна Дмитриева

душ» и что все им прочитанное было превосходно. Я, разумеется, просил ее уговорить Гоголя допустить и меня к слушанию; он сейчас же согласился, и на другой день мы собрались для этого в одиннадцать часов утра на балконе, уставленном цветами. Сестра села за пяльцы, я покойно поместился в кресле против Гоголя, и он начал читать нам сначала ту первую главу второго тома, которая вышла в свет после его смерти уже[122].

В последующие дни своего пребывания в загородном доме Смирновых Гоголь изо дня в день читал главы второй части поэмы. Арнольди свидетельствовал, что их было девять и в полном объеме слышала их одна лишь А. О. Смирнова («Сестре же моей он прочел, кажется, девять глав»[123]).

Сам Гоголь был обеспокоен тем впечатлением, которое продолжение его поэмы могло произвести на слушателей. Последние, однако, высоко оценили главы второго тома. Арнольди описывал:

Когда Гоголь окончил чтение, то обратился ко мне с вопросом. «Ну, что вы скажете? Нравится ли вам?» – «Удивительно, бесподобно! – воскликнул я. – В этих главах вы гораздо ближе к действительности, чем в первом томе; тут везде слышится жизнь, как она есть, без всяких преувеличений; а описание сада – верх совершенства». – «Ну, а не сделаете ли вы мне какого-либо замечания? Нет ли тут вещи, которая бы вам не совсем понравилась?» – возразил снова Гоголь. Я немного подумал и откровенно отвечал ему, что Уленька кажется мне лицом немного идеальным, бледным, неоконченным. «К тому же, – прибавил я, – вы изобразили ее каким-то совершенством, а не говорите между тем, отчего она вышла такою, кто в этом виноват, каково было ее воспитание, кому она этим обязана… Не отцу же своему и глупой молчаливой англичанке». Гоголь немного задумался и прибавил: «Может быть, и так. Впрочем, в последующих главах она выйдет у меня рельефнее. Я вообще не совсем доволен; еще много надо будет дополнить, чтобы характеры вышли покрупнее». Он не был доволен, а мне казалось, что я не выбросил бы ни единого слова, не прибавил ни одной черты: так все было обработано и окончено, кроме одной Уленьки[124].

А. О. Смирнова тоже признавалась, что первый том «совершенно побледнел в ее воображении перед вторым: здесь юмор возведен был в высшую степень художественности и соединялся с пафосом, от которого захватывало дух»[125]. В последовавшем после отъезда Гоголя из Калуги обмене письмами она вновь высказала свое восхищение поэмой, но добавила и несколько замечаний, касавшихся в основном двух женских персонажей: Улиньки и жены Костанжогло. На письмо Гоголя от 29 июля 1849 года из Москвы, заканчивавшееся припиской «Кланяется вам Тентетников»[126], Смирнова ответила:

…как жаль, что вы так мало пишете о Тентетникове; меня они все очень интересуют и часто я думаю о Костанжогло и Муразове. Уленьку немного сведите с идеала и дайте работу жене Констанжогло: она уже слишком жалка. А в прочем все хорошо (письмо от 1 августа 1849 г., Калуга)[127].

На лето 1849 года пришелся еще один эпизод чтения глав второго тома, на этот раз московскому гражданскому губернатору Ивану Васильевичу Капнисту (сыну писателя В. В. Капниста). Л. И. Арнольди вспоминал, как, встретившись тем летом с Гоголем на Тверском бульваре, спросил, действительно ли он читал недавно несколько глав из второго тома И. В. Капнисту:

Я не понимаю, Николай Васильевич, какую вы имеете охоту читать ему ваши сочинения! Он вас очень любит и уважает, но как человека, а вовсе не как писателя! Знаете ли, что он мне сказал вчера? Что, по его мнению, у вас нет ни на грош таланта! Несмотря на свой обширный ум, И. В. ничего не смыслит в изящной литературе и поэзии; я не могу слышать его суждений о наших писателях. Он остановился на «Водопаде» Державина и дальше не пошел. Даже Пушкина не любит; говорит, что стихи его звучны, гладки, но что мыслей у него нет и что он ничего не произвел замечательного[128].

Последовавший затем ответ Гоголя проливает дополнительный свет и на его творческую лабораторию, и на сам характер:

Гоголь улыбнулся… «Вот что он так отзывается о Пушкине, я этого не знал; а что мои сочинения он не любит, это мне давно известно, но я уважаю И. В. и давно его знаю. Я читал ему мои сочинения именно потому, что он их не любит и предупрежден против них. Что мне за польза читать вам или другому, кто восхищается всем, что я ни написал? Вы, господа, заранее предупреждены в мою пользу <…>, а И<ван> В<асильевич>, слушая мое чтение, отыскивает только одни слабые места и критикует строго и беспощадно, а иногда и очень умно. Как светский человек, как человек практический и ничего не смыслящий в литературе, он иногда, разумеется, говорит вздор, но зато в другой раз сделает такое замечание, которым я могу воспользоваться. Мне именно полезно читать таким умным не литературным судьям. Я сужу о достоинстве моих сочинений по тому впечатлению, какое они производят на людей, мало читающих повести и романы. Если они рассмеются, то, значит, уже действительно смешно, если будут тронуты, то, значит, уже действительно трогательно, потому что они с тем уселись слушать меня, чтобы ни за что не смеяться, чтобы ничем не трогаться, ничем не восхищаться». Слушая Гоголя, я невольно вспомнил о кухарке Мольера <М. Лафоре>[129].

Факт чтения глав второго тома И. В. Капнисту подтверждается также свидетельством А. О. Смирновой, переданным в позднейшем письме П. А. Плетнева к В. А. Жуковскому от 17 (29) марта 1852 года из Петербурга:

А. О. Смирнова сказывала мне, что только И. В. Капнисту, который хотя любил Гоголя, но терпеть не мог его сочинений, он прочитал девять глав, желая воспользоваться строгою критикою беспощадного порицателя своих сочинений[130].

Еще одним слушателем глав второго тома стал в первой половине августа 1849 года С. П. Шевырев, на подмосковной даче которого гостил вернувшийся из Калуги Гоголь[131].

В «Воспоминаниях о Н. В. Гоголе» А. О. Смирновой имеется также указание на то, что первую главу второго тома «Мертвых душ» он читал в конце лета 1849 года на протяжении нескольких дней и в ее московском доме («В конце лета Гоголь предложил нам собраться в два часа у меня…»[132]).

Чтение в течение лета многим своим друзьям глав (до семи / девяти) из