Полый человек - Дэн Симмонс

К часу ночи они уже преодолели полпути до Гейнсвилла, и Бремен начал успокаиваться. Он смотрел в окно на запертые магазины и ртутные светильники на улицах Окалы и еще десятка маленьких городов. Ночью нейрошум был не таким сильным. Долгие годы Бремен и Гейл считали, что действие так называемых циркадных ритмов на человека – это, по большей части, зачаточная телепатия, когда люди чувствуют, что все вокруг спят. И этой ночью Джереми с трудом заставлял себя не спать, хотя нервы его были напряжены до предела и вибрировали эхом мыслей двух десятков человек, не спавших в автобусе. Вклад в общий шум вносили и сны остальных пассажиров, хотя их сновидения представляли собой более глубокий, личный слой сознания, не всегда доступный.

И Бремен был благодарен им за это.

Когда после Гейнсвилла автобус свернул на шоссе 75 и поехал на север, Джереми принялся обдумывать ситуацию, в которой оказался.

Почему он не вернулся в рыбацкую хижину? Место, служившее ему домом последние три дня, казалось единственным надежным убежищем в мире. Почему же он не вернулся… хотя бы за деньгами?

Отчасти потому, что понимал: Ванни Фуччи, или Сэл Эмпори, или кто-то из их подручных следит за хижиной. И Бремен не хотел, чтобы из-за него у Норма-старшего или у старого Верджа возникли проблемы с гангстерами.

Он вспомнил об арендованной машине, оставленной у магазина. К этому времени Вердж и Норм уже обнаружили, что он пропал. И нашли деньги в хижине. Их хватит, чтобы расплатиться с фирмой проката. Позвонил ли Норм-старший в полицию, сообщил ли о его исчезновении? Вряд ли. А если позвонил? Бремен не называл своего имени, не показывал водительское удостоверение. Норм с уважением отнесся к его частной жизни и мало что мог рассказать полиции – только описать внешность.

Но имелась и практическая причина не возвращаться – Джереми просто не знал дороги. Ему было известно лишь, что рыбацкая хижина расположена где-то на берегу озера или болота, ближе к Майами, чем к Орландо.

Бремен подумал, не позвонить ли Норму-старшему из Денвера и не попросить ли его переслать деньги на адрес какого-нибудь почтового ящика, но вспомнил, что не видел фамилии на вывеске маленького магазина, а сам Норм не упоминал ее, когда Джереми подслушивал его мысли. Убежища в виде рыбацкой хижины у него больше не было.

От Орландо до Таллахасси было чуть больше ста пятидесяти миль, но только в шестом часу утра автобус проехал по залитым дождем улицам города и с шипением остановился. «Отдых», – объявил водитель и поспешно выскочил из кабины. Бремен откинулся на спинку сиденья и дремал, пока остальные выходили, а затем снова заходили в автобус. Он уже очень хорошо знал своих попутчиков, и их возвращение грохотало в его мозгу подобно громким голосам в металлической трубе. Автобус тронулся в 5:42 и стал неспешно возвращаться к шоссе 10, а Джереми стиснул ладонями виски и попробовал сосредоточиться на собственных мыслях.

В двух рядах позади него сидели молодой морпех Берк Стименс и молодой сержант из женского вспомогательного корпуса ВВС по имени Элис Джин Дерниц. До посадки в автобус в Орландо они не были знакомы, но теперь их связывало нечто большее, чем дружба. Последние семь часов оба не сомкнули глаз, и каждый рассказал о своей жизни больше, чем когда-либо рассказывал партнерам, прошлым и нынешним. Берк только что отбыл четырнадцать месяцев на гауптвахте за нападение с ножом на сержанта. Увольнению из морской пехоты с лишением прав и привилегий он предпочел лишние четыре месяца в тюрьме и теперь возвращался домой в Форт-Уэрт к жене, Деборе Энн, и двум маленьким детям. Он не рассказал Элис о Деборе Энн.

Сержант Дерниц через два месяца должна была с почетом уволиться из рядов ВВС и основную часть этого времени проводила в отпуске. Она два раза была замужем, причем второй раз – за братом бывшего мужа. С первым братом, Уорреном Биллом, Элис развелась, а второго, Уильяма Эрла, потеряла четыре месяца назад: он погиб, когда его «Мустанг» на скорости восемьдесят пять миль в час вылетел с дороги в горах Теннесси. Элис Джин не слишком переживала из-за этого. К тому времени они с братом номер два почти год жили раздельно. Она не рассказала Берку ни о Уоррене Билле, ни о покойном Уильяме Эрле.

Берк и Элис постепенно сближались, начиная с Гейнсвилла, и неподалеку от Лейк-Сити, на пересечении шоссе I-75 и I-10, перешли от казарменных историй к действию. Когда они проезжали Лейк-Сити, Дерниц сделала вид, что дремлет, и склонила голову на плечо Стименса, а тот обнял ее за плечи, и его ладонь «случайно» оказалась на ее левой груди.

В пригороде Таллахасси оба уже тяжело дышали. Ладонь Берка забралась под блузку девушки, а ее рука расположилась у него на бедре под курткой, которой он накрыл их обоих, как пледом. Элис Джин расстегнула молнию на его брюках, но тут водитель объявил остановку.

Бремен решил, что лучше посидеть на крошечной автобусной остановке, чем страдать от следующей стадии их медленных и мучительных ласк, но на его счастье морпех что-то прошептал на ухо Элис, и они вышли из автобуса. Берк неловко держал перед собой куртку. Они хотели попытать удачи в подсобке или… если ничего не выйдет… в женском туалете.

Джереми пытался вздремнуть, последовав примеру спящих в автобусе пассажиров, но смятение Стименса и Дерниц – все происходило в женском туалете – не давало ему покоя даже издалека. Их любовь была такой же банальной и недолговечной, как и верность нынешним и бывшим партнерам.

До Пенсаколы автобус добрался почти в десять. Все пассажиры в салоне уже проснулись, а шум на шоссе стал громче. На западе, куда они направлялись, нависали грозовые облака, но на востоке солнце яркими красками расцвечивало поля по обе стороны дороги, а впереди автобуса бежала его тень. Нейрошум был гораздо громче, чем шелест шин по асфальту.

По другую сторону прохода в трех рядах впереди Бремена сидела пара из Миссури. Насколько он смог понять, их звали Донни и Донна. Мужчина был сильно пьян, а его спутница глубоко беременна. Обоим было чуть за двадцать, но судя по тому, что сумел разглядеть Бремен – и по восприятию Донни, – Донна выглядела, как минимум, на пятьдесят. Они не были женаты, но Донна считала их четырехлетние отношения гражданским браком. В отличие от Донни.

Эта пара уже семнадцать дней колесила по стране, пытаясь найти лучшее место для рождения ребенка и при этом получить государственное пособие. Из Сент-Луиса они, последовав совету приятеля из Миссури, отправились на восток, в город Коламбус в штате Огайо, но обнаружили, что власти там ничуть не щедрее, чем в Сент-Луисе, после чего началась бесконечная череда путешествий на автобусе – за билеты они платили украденной кредитной картой мужа сестры Донны. Из Коламбуса парочка отправилась в Питтсбург, из Питтсбурга в Вашингтон… где их шокировало, как плохо столица относится к достойным жителям страны… а потом из Вашингтона в Хантсвилл, потому что они прочитали в журнале «Нэйшнл энквайр» о том, что Хантсвилл – один из самых дружелюбных городов страны.

Хантсвилл был ужасен. Больницы отказывались даже госпитализировать Донну – только в случае опасности для жизни или при подтверждении кредитоспособности. В Хантсвилле Донни начал сильно пить: он буквально выволок свою подружку из больницы, потрясая кулаком и осыпая проклятиями врачей, администраторов, медсестер и даже пациентов, удивленно смотревших на него со своих инвалидных кресел.