Черное Солнце. За что убивают Учителей - Наталья Сергеевна Корнева

Никак не мог позабыть он проклятый снег — большую редкость в Ром-Белиате, собранном из цветов и бризов, из морской пены и легких весенних туманов, то и дело наползающих с побережья. Снег в том году выпал особенно неожиданно, уже на пороге весны. И мир перевернулся, опрокинулся навзничь, вывернулся наизнанку вместе со странным внеурочным снегом, который всё летел и летел куда-то ввысь, будто подкинутый ради забавы чьей-то жестокой рукою.

Двуликий, двуединый Ром-Белиат, смотрящий одновременно на восток и на запад, в прошлое и в будущее… весь этот город был об Учителе. Как раньше он не понимал этого? Огромный восьмивратный Бенну также был основан Красным Фениксом, но сияющий янтарный город, Вечный город, увы, — нелюбимое дитя. Сердце Учителя всегда было здесь, среди вольных морских ветров, в узкой бухте Красного трепанга.

Элиар покачал головой. О чем только думал он тогда? Глупым было само решение напасть на закате, когда цвет крови жреца Закатного Солнца достигает своего апогея. Но, к сожалению, больше не оставалось возможности ждать: с наступлением ночи должны были прибыть основные силы — гвардейские части армий из Бенну во главе с самим Игнацием, Золотой Саламандрой храма Полуденного Солнца. К тому времени Ром-Белиат был окончательно заблокирован с суши, и снабжение осажденных полностью перешло на флот под командованием Аверия. Город был осажден, чтобы вскоре быть взятым войсками Бенну.

Учитель принял решение остаться в Запретном городе, невзирая на грядущий штурм, во время которого несокрушимая оборона Ром-Белиата была обречена пасть. Как это было в его духе — упрямо, надменно и пренебрежительно к врагам.

…Красная цитадель встретила их темнотой и тишиной. Это чертовски походило на ловушку, и, по сути, ею и оказалось.

Темнота в мгновение ока расцвела красными огнями.

Взрывались снопы алых искр, камни под ногами текли от жара, залитые кровавыми отблесками. Воздух горчил и стоял в глотке, как жгучий ком, который невозможно проглотить. Пламя обжигало. Пламя вставало высоко, плыло над самой его головой, словно соцветия красной вишни, чтобы нести только смерть. Пламя полыхало, как гравировка на лезвии верного Когтя Дракона, дрожавшего от переполнявшей клинок ярости. Казалось, ничто в мире не сможет унять и остудить этот злой огонь: тот снова и снова бился об его барьер, разлетаясь убийственными фейерверками.

Но цитадель оказалась пуста. Очевидно, Учитель поручил Яниэру спасти остатки жрецов и, скорее всего, сам ушел вместе с ними, воспользовавшись способностью Первого ученика к перемещениям. Оставался вопрос: кто и зачем в таком случае поддерживает защитный магический огонь? Всё происходящее казалось крайне странным.

Когда же наконец он добрался до святилища, пламя вдруг опало, и мир потерял последние остатки смысла и тепла.

Красные и белые краски смешались. Последние осколки священного цвета вместе с душою Учителя, которую он упустил, разлетались по миру в кровавой метели из лепестков. Воистину, «Цветы зимней вишни таят в себе снег», как провозглашает второе имя Красного Феникса. Винные лепестки вишни осыпались снаружи во тьме и ветре, в белой пелене снега, в алой ночи, не видимые никем, и это сводило кочевника с ума.

Учитель ушел по ту сторону заката и сделался недосягаем.

С тех пор Черный жрец не мог спокойно смотреть на пышную, густую пену цветущих вишен и стал ненавидеть нежные весенние сезоны, когда всё вокруг словно назло ликовало и радовалось несправедливой жизни. Наверное потому, что в мире не осталось ничего, что в самом деле могло бы вернуть ему весну: смерть наставника навсегда остановила для него тот снежный день.

Холодный зимний день, который так и не кончился для Учителя. И не закончится уже никогда. Конечно, полное осознание случившегося пришло намного позже, а в тот час он жаждал только ненависти и мщенья.

Ненавидеть. О, как сильно он умел ненавидеть.

…Мокрый снег падал на огненно-рыжие волосы и, кажется, звенел в тишине, когда Второй ученик вышел из Красной цитадели с сосудом, полным лотосной крови Учителя. Он собрал крови столько, сколько смог — мертвой, но еще теплой крови, нетленной крови, похожей на красную ртуть, которой был согрет ледяной, опустевший храм за его спиной. Храм, защищая который до последнего, умер Красный Феникс Лианора.

Храм опустел. Мир опустел. А он, весь в белом от метели, стоял и неловко прижимал к груди эту священную, не знающую порчи жидкость, которую сберег в робкой надежде провести саму смерть — завладеть ускользнувшей в небытие душою Учителя. Рассчитывая обмануть, приманить бестелесную душу на ее же собственную кровь.

Белый снег замедлил бег времени, туманя взор и заметая прошлое. Ветер резал глаза, выбивая непрошенную слезу. Пустой храм за его спиной был молчалив и тих. Вот и свершилось. Вот и взят Ром-Белиат. Где же его радость? Он мог бы сорвать с древка величественное знамя Закатного Солнца и растоптать его или бросить, как трофей, на стремена своего коня. Но ничего этого не хотелось. Мир опрокинулся: снег медленно поднимался вверх, мучительно падая обратно в небосвод и увлекая за собой разломанную реальность. Черт знает почему всё вокруг стало вдруг шиворот-навыворот, как будто все законы и правила разом были отменены. Ром-Белиат превратился в снегопад и исчез, вознесшись к небесам.

Вместе с Ром-Белиатом сам он тоже опрокинулся в это ненастье. Снег покрыл кочевника с головы до ног, выбелив одежду, выбелив начисто весь окровавленный город, который казался теперь не более чем белым шлейфом его тяжелого воинского плаща. Снег таял на щеках и мешался со слезами. Он… плачет? Невозможно. Как истощила его душу ненависть…

Спустившись по мокрым от снега парадным ступеням из розового мрамора, Элиар остановился, не понимая, куда идти дальше и что делать со своею жизнью. Он молча смотрел в снежную мглу, в оглушительную пустоту зимней ночи, едва сдерживаясь, чтобы не упасть на колени и не начать скулить в засыпающем его снегопаде. А между прошлым и будущим, между жизнью и смертью всё падал, падал белый снег.

Много крови пролилось в ту ночь на мостовые Ром-Белиата, много крови выбелил милосердный снег.

Всё это казалось дурным сном.

Да, всякий раз Великий Иерофант просыпался с надеждой, что увиденное — всего лишь сон, который развеют лучи восходящего солнца, но нет: реальность оказывалась неколебима. День наступал — но не стирал его память об Учителе. Долгая синяя ночь подходила к концу, а реальность всё не заканчивалась.

И вот наконец и эта безжалостная реальность отступила, сокрушенная силой запретных техник чародейства — ушедший за предел Красный Феникс восстал из кровавого пламени. Душа Учителя откликнулась на зов и снизошла в бренный мир! Когда он уже почти поверил в то, что наставник