Синее небо, зеленый океан... - Максин Салливан

Ничто из увиденного не заставило Даниэль расслабиться и забыть о том, что рядом с ней находится Флинн. От прикосновений его рук по ее спине бегали мурашки.

Вдруг Даниэль заметила в нескольких ярдах впереди какую-то суету и остановилась как вкопанная. На тротуаре сидел старик и плакал. Молодой мужчина пытался его поднять.

— Пойдем, папа, пойдем домой, — уговаривал молодой старика. — Тут рядом моя машина.

— Я не хочу домой, — всхлипывал старик. — Я хочу остаться здесь.

— Папа, послушай, ты должен идти домой. Маме уже хватит, она больше не выдержит.

Даниэль тотчас приняла сторону сына. У старика, очевидно, проблемы с алкоголем. Она заспешила к ним, желая помочь.

— Оставь их. — Флинн схватил ее за локоть и остановил.

Даниэль пережила момент тяжелого разочарования в нем. Она никогда не отворачивалась от плачущих людей, всегда помогала, чем могла, и сейчас не собиралась уступать.

— Но может быть, они нуждаются в моей…

— Они не нуждаются. — Лицо Флинна словно окаменело.

— Флинн, не говори глупости.

— Даниэль, старик — алкоголик, ты ничем не можешь ему помочь.

— Но…

— Оставь сыну хоть немного достоинства.

Вокруг отца и сына начала собираться толпа.

Молодой человек поднял глаза, и Даниэль увидела в них отчаяние и стыд. Флинн прав, парень не нуждается в зрителях, решила она.

— Ты создана не для этого мира, милая, — в голосе Флинна звучала нежность.

Флинн повел Даниэль к автомобилю, без звука она подчинилась. Выражение его глаз тронуло ее до глубины души, сердце сжалось. Неделю назад Даниэль решила бы, что Флинн не заслуживает сочувствия, теперь же она понимала: он по себе знает, каково сейчас этому парню, пытающемуся заставить отца пойти домой. Возможно, мальчиком он так же уговаривал своего отца. Это многое объясняет во Флинне. У него, должно быть, было не слишком счастливое детство. Ни один ребенок не должен расти в таких условиях.

Они молча подъехали к дому Даниэль и без слов поднялись на лифте на последний этаж. Пока они шли по коридору, Даниэль с удивлением обнаружила, что хочет обнять Флинна, прижать к себе и держать так долго-долго, хоть как-то облегчить его сердечную боль, но она знала, что он не оценит подобный шаг. Флинн — мужчина, который привык сам решать свои проблемы, независимо от обстоятельств.

Их шаги замедлились, они подошли к двери пентхауса. Даниэль нервно сглотнула и повернулась к Флинну,

— Флинн, я о старике на набережной…

— Забудь о нем.

Нет, это важно!

— Я хочу, чтобы ты знал, — я понимаю.

— Хорошо. — Он вдруг посмотрел на ее губы.

Она облизала их, не намеренно, но это уже не имело значения. Она увидела, как потемнели его глаза.

— Спасибо за обед и за чудесный вечер.

— Он и близко не такой чудесный, как ты. — Флинн сделал шаг к ней.

У Даниэль перехватило дыхание. Она знала, чего он хочет, знала весь вечер. Они медленно, молча, чувственно приближались к кульминации. — Флинн, нет.

— Нет? — Он охрип от неожиданности.

Даниэль опустила голову, стараясь выстоять против его напора, не приближаться к нему, не касаться его.

— Я не могу позволить тебе уложить меня в постель.

— Потому что ты беременна? — тихо спросил Флинн.

— Нет, это только…

Он поднял руку и провел пальцем по ее нижней губе.

— Я хочу тебя больше, чем когда-либо хотел какую бы то ни было женщину. Даниэль, мысль о том, чтобы быть с тобой всю ночь, держать тебя в объятиях, доводит меня до безумия.

Она с трудом вздохнула, когда палец Флинна оставил ее нижнюю губу и скользнул к шее.

— Есть вещи, которые никогда не будут твоими, — пробормотала Даниэль, наслаждаясь его прикосновением. — Например, я.

Флинн притянул ее к себе.

— Скажи мне, что ты не хочешь меня, — прошептал он. — Назови мне причину, по которой я должен уйти от тебя прямо сейчас.

Колени Даниэль подгибались, живот свело судорогой. Она мучительно хотела его.

— Я… не могу.

Палец Флинна опять скользнул по ее шее, на этот раз вверх, и задержался на подбородке.

— Даниэль, я хочу быть с тобой сегодня ночью, я хочу чувствовать твой запах, но я не хочу, чтобы потом ты сожалела о случившемся.

Даниэль вздрогнула в предвкушении, но тут же заставила себя спуститься с небес на землю. Она знала, что должна сделать, но у нее не было сил отказать Флинну. Каждая клеточка тела Даниэль стонала от едва сдерживаемого желания. Боже, единственное, о чем она будет жалеть, так это о том, что не любила его сегодня ночью.

— Никаких сожалений, Флинн, — прошептала Даниэль. Глаза Флинна вспыхнули белым пламенем. — Сегодня сожалений не будет.

А подумать о том, что будет завтра, можно с утра, на свежую голову.

Когда Даниэль вошла в спальню следом за Флинном, ее колени дрожали. Она не сомневалась в том, что так и должно быть, и все же она боялась: себя, Флинна, неодолимого сексуального влечения между ними…

— Посмотри на меня, — пробормотал Флинн и, обхватив пальцами предплечье Даниэль, повернул ее лицом к себе.

— Флинн, думаю… — она вдруг замолчала, не помня, что хотела сказать.

— Не думай, Даниэль, только чувствуй. Чувствуй мое прикосновение.

Флинн начал нежно гладить пальцами руку Даниэль от плеча к локтю. Тонкая ткань платья не мешала ей ощущать каждое его движение, как он и хотел. Флинн обхватил ее плечо и сильно сжал, затем передвинул руку выше, на ее шею и затылок.

— А теперь подойди ко мне. — Он осторожно притянул Даниэль ближе к себе.

Следующие несколько часов она не ощущала времени, ей казалось, будто она бесконечно падает в теплую, обволакивающую бездну. Ее тело растворилось в его теле, их души слились воедино. Во всем мире не существовало больше никого, кроме них двоих.

Флинн лежал в темноте и смотрел, как по щеке Даниэль скользит лунный блик. Он не хотел, чтобы другие мужчины знали ее такой. В ответ на эту непрошеную мысль чувство собственности переполнило его. Даниэль принадлежит ему и только ему! Но она беременна от другого мужчины и не колеблясь использует это как свое преимущество.

Даниэль шевельнулась, и Флинн постарался как можно скорее прогнать непрошеные мысли. Он решил не обращать на них внимания, ему есть о чем еще подумать, когда в его объятиях такая сексуальная женщина.

— С тобой все в порядке?

— Да, все отлично, — пролепетала она, ее глаза подернулись дымкой удовольствия.