Шестое вымирание - Элизабет Колберт

Иридий крайне редко встречается на поверхности Земли, зато в метеоритах – намного чаще. В виде микроскопических частиц космической пыли мелкие обломки метеоритов постоянно падают на нашу планету. Луис рассудил, что чем дольше формировался слой глины, тем больше космической пыли в нем накопилось, а значит, тем больше там будет иридия. Он связался с коллегой из Беркли Фрэнком Азаро, заведующим одной из немногих лабораторий, в которых имелось подходящее оборудование. Азаро согласился провести анализ десятка образцов, хотя и сомневался, что из этого что-то получится. Уолтер предоставил ему образцы известняка из слоев, расположенных выше и ниже слоя глины, а также образцы самой глины. И стал ждать. Спустя девять месяцев Азаро позвонил. С образцами глины что-то было не так – количество иридия в них зашкаливало.

Никто не мог понять, что это означало. Странную аномалию или что-то более значительное? Уолтер полетел в Данию, чтобы собрать образцы верхнемеловых отложений с известняковых скал, известных под названием Стевнс-Клинт. В тех местах отложения позднего мела представлены слоем черной как смоль глины, пахнущей дохлой рыбой. Когда вонючие образцы из Дании проанализировали, в них также обнаружилось невероятно высокое содержание иридия50. Третий набор образцов, с Южного острова Новой Зеландии, тоже показал “всплеск” иридия в самом конце мелового периода.

Луис, по словам своего коллеги, отреагировал на эти данные, “как акула – на запах крови”; он почуял возможность великого открытия51. Альваресы начали выдвигать различные теории. Однако все, что они могли предположить, либо не соответствовало имевшимся данным, либо опровергалось последующими исследованиями. В конце концов, примерно после года тупиковых попыток, они сформулировали гипотезу столкновения (так называемую импактную теорию). В какой-то самый обычный (в остальном) день 65 миллионов лет назад астероид диаметром десять километров столкнулся с Землей. Взрыв при столкновении привел к высвобождению энергии порядка сотни миллионов мегатонн в тротиловом эквиваленте (это аналогично взрыву более миллиона самых мощных водородных бомб). Осколки, содержащие иридий астероида, разлетелись по всему земному шару. День превратился в ночь, температура резко упала. Наступило массовое вымирание.

Альваресы описали результаты анализа глин из Губбио и Стевнс-Клинта и отправили их, вместе со свой трактовкой событий, в журнал Science. “Я помню, как трудился в поте лица, чтобы наши выводы звучали настолько убедительно, насколько это вообще возможно”, – рассказал мне Уолтер.

Работа Альваресов под названием “Внеземная причина мел-третичного[29] вымирания” была опубликована в июне 1980 года. Она вызвала большой переполох даже в кругах, далеких от палеонтологии. Журналы, посвященные самым разным областям – от клинической психологии до герпетологии, – писали о находках Альваресов, и вскоре идея об астероиде конца мелового периода была подхвачена журналами вроде Time и Newsweek. Как заметил один обозреватель, идея “связать динозавров, этих интересных, но тупых существ, с эффектным космическим событием” казалась “одной из тех сенсаций, которую мог бы состряпать хитрый издатель, чтобы обеспечить продажи”52. Вдохновленная импактной теорией, группа астрофизиков под руководством Карла Сагана решила попробовать смоделировать последствия широкомасштабной войны и выдвинула концепцию “ядерной зимы”. Это, в свою очередь, породило уже новый всплеск ажиотажа со стороны СМИ.

Но в профессиональных кругах палеонтологи резко критиковали идею Альваресов, а зачастую и их самих. “Кажущееся массовое вымирание – это артефакт статистики и плохого понимания таксономии”, – заявил один палеонтолог в интервью газете New York Times.

“Самонадеянность этих людей невероятна, – говорил другой. – Они почти ничего не знают о том, как развиваются, живут и вымирают реальные животные. Но, несмотря на свое неведение, эти геохимики думают, что нужно просто запустить какую-нибудь хитроумную идейку – и вот ты уже совершил революцию в науке”.

“Невиданные болиды, падающие в невиданные моря, – нет, эта идея не для меня”, – заявил третий.

“Меловое вымирание было постепенным, так что теория катастрофы – ошибочна”, – утверждал очередной палеонтолог53. Однако “упрощенные теории будут появляться и дальше, соблазняя некоторых ученых и оживляя обложки популярных журналов”. Любопытно, что редколлегия New York Times тоже решила высказаться по этому поводу. “Астрономам следует доверить поиск причин событий на Земле астрологам с их звездами”54, – советовалось в газете.

Чтобы понять причину столь бурной реакции, придется в очередной раз вернуться к Лайелю. В палеонтологической летописи массовые вымирания занимают особое место – настолько, что их отражает сам язык, используемый для описания истории Земли. В 1841 году Джон Филлипс, современник Лайеля, сменивший его на посту президента Лондонского геологического общества, разделил историю жизни на Земле на три этапа. Первый он назвал палеозоем, от греческих слов, означающих “древняя жизнь”, второй – мезозоем, что значит “средняя жизнь”, а третий – кайнозоем, или “новой жизнью”. Филлипс установил в качестве линии раздела между палеозоем и мезозоем событие, которое сейчас мы называем пермо-триасовым вымиранием, а между мезозоем и кайнозоем – мел-палеогеновое вымирание. (На языке геологии палеозой, мезозой и кайнозой – это эры, а каждая эра включает в себя несколько периодов; к примеру, мезозойская эра охватывает триасовый, юрский и меловой периоды.) Ископаемые трех эр настолько сильно отличались друг от друга, что Филлипс думал, они олицетворяют различные акты творения.

Этот схематический рисунок Джона Филлипса демонстрирует расширение и сокращение разнообразия жизни

Лайель прекрасно знал об этих переломных точках в палеонтологической летописи. В третьем томе “Основ геологии” он отметил разрыв между теми растениями и животными, которые были найдены в породах позднемелового периода, и теми, которых обнаружили прямо над ними – в породах начала третичного периода (сейчас это время называют началом палеогена) 55. Например, отложения позднего мела содержали остатки многочисленных видов белемнитов – существ, похожих на кальмаров и оставлявших после себя окаменелости, по форме напоминающие гильзы. Но ископаемых белемнитов никогда не находили в более поздних отложениях. Та же закономерность прослеживалась и для аммонитов, и для двустворчатых моллюсков рудистов, образовывавших огромные рифы (иногда их описывают как “устриц, притворяющихся коралловыми полипами”56). Для Лайеля было попросту невозможно, “нефилософично” представить, что этот разрыв означает именно то, чем кажется, то есть внезапное и кардинальное глобальное изменение. Поэтому он ошибочно заявил, что фаунистический пробел – это разрыв лишь в палеонтологической летописи. После того как Лайель сравнил формы жизни по обе стороны предполагаемого разрыва, он пришел к выводу, что этот странный интервал был длинным, примерно равным всему тому времени, которое прошло с возобновления палеонтологической летописи. Исходя из современных методов датировки, продолжительность этого пробела составляет около шестидесяти пяти миллионов лет.