Ок-но - Максим Дегтярев

Полагаю, Нибелинмус и Мартин выбрали маршрут с пересадкой, потому что прямые рейсы совершаются только раз в неделю – по понедельникам. На вчерашний старт они опоздали – или не досталось билетов. Удостоверившись, что они выкупают билеты и, следовательно, не собираются отступать от намеченного плана, я оставил наблюдение. Зачем, думаю, мозолить им глаза, если они и так никуда не денутся?

По местному времени шел девятый час утра. До регистрации оставалось минут пятьдесят. Это время пассажиры могли убить двумя способами. Способ первый: сесть в вагончик монорельса, быстро домчаться до космопорта, подняться на смотровую площадку и, пока не позовут на регистрацию, глазеть на старты ракет или на гору Джебель Марру, сломавшую гладкий пустынный горизонт. Способ второй: отправиться к космопорту пешком по полуутопленной в песок, застекленной галерее.

Желая размять ноги, я выбрал галерею.

По дороге я размышлял, куда делись филеры. Или – почему я их не вижу. После двух третей пути созрел ответ: Бобер и его начальство убедились, что я следую за Нибелинмусом, причем тем же транспортом, следовательно, нет никакой необходимости устраивать мне персональную опеку. А на Терминала Хармаса они меня встретят. Вероятно, встреча уже готовится…

Стоп. Что-то не так. Куда летят физики?

Джулия говорила, что они летят на Хармас, но потом я уточнил, что транзит у них заказан только до ТК-Хармас. Лайнер до планеты они не заказывали. Почему? Собираются это сделать на Терминале? Нет, так никто не поступает. Все заказывают билеты заранее, иначе проторчишь на Терминале черт знает сколько. Следовательно, их цель – не Хармас, их цель – Терминал Хармаса. Но и моя цель – не планета, а Терминал. По крайней мере – цель начальная.

Неужели провидение позаботилось о том, чтобы я мог расследовать два дела сразу…

Признаться, о краже из сейфа «Монблан-Монамура» я не вспоминал с тех пор, как прочитал Янино послание с приказом от Шефа. Комлог был обязан напомнить мне о задании за день до прибытия на Терминал Хармаса. По моим расчетам, я прибуду туда двадцать шестого апреля. Двадцать пятого апреля начну разрабатывать оперативный план действий. Одних суток мне хватит – задание-то пустяковое: узнать побольше о хозяине похищенного груза – господине Сведёнове, с кем он встречался на Терминале, один садился на корабль или с кем-то из знакомых, с кем общался на корабле, за каким чертом ему срочно потребовалась шкатулка и еще штук двадцать «с кем», « у кого», «как» и «за каким чертом» – все пункты задания были точно определены, аккуратно разграничены и пронумерованы. Дабы окончательно меня добить, против каждого пункта Яна поместила пустой квадратик с аннотацией «Выполнение». То есть, выполнив очередной пункт, я обязан поставить в соответствующий квадратик галочку. За «необгалочные» квадратики я потом отвечу перед Шефом.

Галерея закончилась, я вступил внутрь космопорта, архитектурный тип которого местные остряки называют «мавзолей для Сфинкса». Полюбоваться на взлет-посадку я не успевал. С некоторым сумбуром в голове я зарегистрировал себя, багаж и снова себя, потому что передумал сдавать рюкзак в багаж, а в салон пускают именно в том виде, в каком тебя зарегистрировали: если с рюкзаком – ступай в салон с рюкзаком, если без – так сдай его куда положено. Физики к этому времени уже прошли к перрону и мытарств моих не заметили.

Ни на старте, ни после него, ни на Пересадочной Станции не произошло ничего особенного. Трехдневный перелет к Терминалу я пережил сносно, сосед по каюте оказался человеком интеллигентным, он не храпел, не путал полотенца и не разговаривал даже во сне. Физики все три дня не вылезали из каюты, но стюардесса бегала к ним по пять раз на дню, принося то, то другое, то третье. Когда на второй день полета она понесла им второй завтрак, я заменил пробку у тюбика с майонезом пробкой со встроенным подслушивающим жучком. Кто ж мог ожидать, что по прошествии десяти минут с начала завтрака Нибелинмус перепутает пробки и закрутит жучком, стойким к любым сортам майонеза, тюбик со смертельным соусом чили. Соус разъел оболочку жучка и тот издал в наушниках такой звук, какой издал бы я, если бы случайно заглотил весь чили разом. За те десять минут, что жучок работал исправно, я услышал несколько замечаний относительно качества еды, талии стюардессы, надежности лайнеров «Соляр-Спэйс-Трэвэлинг» и забытого дома «Мотилиума». Конец диалога был таким:

Нибелинмус: «…жена опять не напомнила… М-да, странно, что он появился в Секторе Фаона».

Мартин: «Детектор зарегистрировал. Для меня это не было неожиданностью.»

Нибелинмус: «Да, я помню, что вы говорили, что это возможно… чертовски мощный… ох… (жадные глотки чего-то жидкого) …нет, нельзя мне острого. Надо убрать от себя подальше. Вы не видели пробку от чили?»

Парковка возле Фаонского Мьюзик-Холла была забита до отказа. Синтия Ларсон, никогда не доверявшая штурвал семейного флаера своему мужу, уже успела поцарапать пару машин не считая своей, и теперь искала свободное пространство в стороне от Мьюзик-Холла, напротив Музея Фаонского Естествознания, где, как всякому известно, парковка запрещена. Хью Ларсон хотел ей об этом напомнить, но его внимание отвлекла пылавшая цветными огнями надпись: «Только сегодня и только у нас: Великий Мак-Магг побеждает Четвертое измерение!». Огненная надпись венчала фронтон Мьюзик-Холла. «Куда ни плюнь, всюду „великие“», – тихо пробормотал Ларсон. Потом он мысленно раскритиковал порядковое числительное «четвертый» применительно к тому, над чем одержал победу Мак-Магг. Под «четвертым измерением» все подразумевают время, поэтому рекламная надпись вводит доверчивых людей в заблуждение, – размышлял Ларсон, – дешевый рекламный трюк! Сам Ларсон, конечно же, знал, что Великий Мак-Магг покорил не время, а еще одно, четвертое, пространственное измерение. Размышляя в том же направлении, Ларсон пришел к выводу, что принятый в учебниках нулевой номер для временной координаты следует продвигать в обыденную жизнь, чтобы у обывателей не возникало в мозгах досадной путаницы. С этой точки зрения следует признать, что Великий Мак-Магг учебники читал.

– Выходи, мы на месте, – скомандовала мужу Синтия Ларсон, подобрала край длинного вечернего платья и вылезла из флаера.

Ларсон не глядя распахнул дверь, она со стуком ударилась о гранитный парапет.

– Ну вот, опять поцарапал! – возмутилась госпожа Ларсон.

Флаер стоял правым боком впритирку к парапету набережной. Ларсон вздохнул и выбрался из флаера через левую дверь.

Дух холодный, сухой ветер. Нанесенная ветром пыль (фаонский аналог Земной поземки) покрыла ледяную корку, образовавшуюся на бетоне набережной, когда, еще осенью, последний дождь прошел за час до первого заморозка. Ступая за мужем, Синтия Ларсон размышляла о происхождении пыли:

– Хью, смотри, с тебя уже песок сыплется. Зато идти не скользко.

Так или иначе, но до подъезда Мюзик-Холла они дошли ни разу не поскользнувшись.

Билетерша на входе недоверчиво взглянула на пластиковый чемоданчик, угол которого выглядывал из-под полы ларсоновского пальто. Сколько я ни пытался научить Ларсона проносить через преграды предметы, запрещенные к вносу или выносу, обучение прошло впустую. Эксперт оказался к нему глух, как я – к единой теории поля. Билетерша потребовала открыть чемоданчик, и если там бомба, немедленно сдать ее охране. Пойманный с поличным, Ларсон открыл чемоданчик. В нем лежали два молибденовых кольца диаметром сантиметров десять каждый. Кольца были сцеплены без единого шва. На разработку технологии у Ларсона ушла неделя, еще неделя потребовалась на изготовление сцепленных колец. Замечу, что билеты на представление были приобретены две недели назад, и совпадение тут совсем не случайное. Билетерша криво усмехнулась – она приняла Ларсона за профессионального подсадку. По ее просьбе Ларсон переложил кольца во внутренний карман смокинга. Пустой чемоданчик он пообещал сдать в камеру хранения при гардеробе.