Синдром войны - Александр Тамоников

Ополченцы оттащили мертвецов к задней стенке, укрыли промасленной ветошью. Потом грузили упирающихся пленников. Они отказывались лежать в компании с мертвыми, но их никто не слушал.

– И чего ты тут расселся? Один, что ли? – спросил Семицкий, пяткой отодвинул Поперечного, привалившегося к борту, и швырнул рядом с ним связанного рядового Смирнова.

Архипов за шиворот втащил плюющегося сержанта Яковенко, пихнул к противоположному борту – на колени Лазарю. Вся честная компания дружно материлась.

– А ну ша! – взревел Алексей. – А то пасти заткнем!

– Я даже знаю, чем именно, – проговорил Левин и с интересом уставился на перегоревшую лампу накаливания, торчащую из цоколя рядом с электрощитом.

– Сема, не морочьте мне голову! – кричал в бортовую рацию второй пилот. – Я не спрашиваю вас, идет ли снег в Степановке! Я сам нахожусь в Степановке и прекрасно знаю, идет ли тут снег! Какие погодные условия в окрестностях базы? У меня возможно налипание снега на шасси и винты! Вы же не хотите, чтобы этот драндулет еще разочек разбился?

– Командир, посторонние на территории, – негромко известил Бобрик.

Рука Алексея, спрыгнувшего с трапа, машинально потянулась к ремню автомата, повисела в воздухе и опустилась. Недалеко от вертолета в снежном мареве покачивались размытые фигуры. Алексей всмотрелся. Это были местные жители. Пожилые мужчины, одетые в пуховики и старые зимние пальтишки. Они не подходили, держались в отдалении.

Только один рискнул приблизиться – невысокий, сморщенный, без шапки. У него были редкие седые волосы, сквозь которые проглядывала плешь. Старик хромал.

– Отец, извини. – Алексей развел руками. – Не можем взять вас на борт, вертолет перегружен.

– Не бойся, сынок, мы не собираемся лететь с вами, – взволнованно произнес старик. – Хотели бы уйти из Степановки, давно бы ушли. Живем мы здесь, сынок, и помрем на этом месте. Я Воловец Матвей Фомич, мой сын Димка служит у вас в Старобродском гарнизоне, вроде начальник он какой-то.

– Служит, Матвей Фомич, – согласился Стригун, пожимая протянутую руку. – Нормально служит. Вы правы – начальствует понемногу.

– Это я ему вчера звонил. Скажите, его здесь нет? Мы видели с мужиками – у вас погибшие. – Старик взволнованно вытягивал шею, заглядывал в нутро вертолета.

– Успокойся, отец. – Алексей улыбнулся. – Нет здесь твоего сына. Начальство на такие операции не выходит.

– Слава богу! – Старик расслабился. – А я уж волноваться начал…

Он еще что-то говорил, снова жал руку, просил передать сыну, что с ним все в порядке, умирать не собирается.

Алексей забрался в вертолет последним, махнул старику и крикнул, что все передаст.

Вертолет медленно оторвался от земли.

Болтанка была ужасной. «МИ-8» переваливался с бока на бок, трясся как припадочный. Пассажирам казалось, что вот-вот порвутся сварные швы, отвалятся заклепки, и вся эта древность разлетится на мелкие кусочки. Ржавому транспортному средству было точно в обед сто лет! Освещение в салоне то пропадало, то восстанавливалось. В мигающем свете очерчивались бледные лица ополченцев, перекошенные тошнотой.

– Все в порядке! – проговорил Муромцев. – Летим, дорогие товарищи и ясновельможные паны! Пока не падаем!

Земля в иллюминаторе отъехала и пропала. Поселок, засыпанный снегом, скрыла непроглядная муть. Двигатели работали с какими-то устрашающими перебоями, тарахтели, как гигантская швейная машинка. Люди с трудом сдерживали рвоту. Иллюминаторы заледенели снаружи. Иногда пассажиры физически ощущали, как ураганный ветер бьет в лоб летательному аппарату, и тот практически зависает в воздухе. В другой раз он атаковал сбоку, пинал в брюхо, и вертолет вздрагивал, гремел деталями.

– О-хо-хо… – хрипло повторял после каждого толчка зеленеющий Бобрик.

– И бутылка рома, – мелодично выводил Левин, мрачнеющий на глазах.

Минуты в полете казались часами. Все ходило ходуном. Пленные и мертвецы катались по полу, оттащить их на место уже было невозможно. Съехал со штабеля и угрожающе накренился жестяной ящик. Архипов подпер его плечом, начал судорожно заталкивать на место. Раздался упругий щелчок, снаружи что-то треснуло – такое ощущение, что с обшивки отвалилась некая ответственная деталь.

Пилоты явно слышали это, но никак не отреагировали. Они вели себя подозрительно тихо, занимались привычной работой. Ополченцы навострили уши, но различали лишь рваный треск двигателей.

– Твари! Угробить нас решили?! – истошно взвыл рядовой Лазарь.

Реакция Левина была потрясающей! Он повернулся так резко, что Бобрик, сидящий рядом, чуть не покатился по полу. Андрюха впал в бешенство и решил реализовать свою бредовую идею. Он выкрутил лампочку из щитка, сжал пленному трахею, а когда тот, весь покрытый пятнами, распахнул рот, чтобы отдышаться, всунул ее парню в глотку!

Люди онемели от изумления. Лазарь тоже не сразу понял, что произошло. Он натужился, хотел было закашляться, но не смог, начал багроветь, физиономия распухла. Глаза его носились по кругу, наполнялись страхом. Парень перестал дергаться, застыл.

– Вот так-то лучше, дружок! – мстительно процедил Левин. – Будь готов, как говорится.

– Потрясающая гуманность! – Поперечный презрительно усмехнулся.

– Согласен, майор, – сказал Алексей. – Поставить на колени и отрубить голову, как делают ваши добровольцы, куда гуманнее.

– А что, мне нравится, – подумав, сообщил Бобрик. – Давно подмечено, что лампочку можно всунуть, но невозможно высунуть. Для этого приходится прибегать к помощи специальных служб. Находчивый ты, Дрюха. Еще есть желающие подергаться или языком почесать?

– Лампочек на всех не хватит, – проворчал Поперечный и отвернулся.

Да, лампочек действительно больше не было. Но пленные молчали, только дышали злобой.

Вертолет тряхнуло, повело куда-то в сторону. Спина первого пилота оставалась неподвижной. Второй начал тыкать в какие-то кнопочки.

– Хорошо, что лететь всего двадцать минут, – неуверенно проговорил Архипов.

Лучше бы он промолчал! У пассажиров снова возникло головокружительное ощущение, будто вертолет попал в шторм. Пилот, похоже, решил прижаться к земле, изменил тангаж. Хвост с рулевым винтом пополз вверх.

Свалился железный ящик, вскрикнул Архипов, получивший по коленке. Снова стали расползаться, мешаться под ногами тела погибших. Левый борт приподнялся относительно правого. Все, что там было, включая живых и мертвых, поволоклось вниз.

– Блин, извозчик, ты что, дрова везешь?! – не сдержался Семицкий.

– Но и не хрусталь, – как-то сдавленно отозвался Муромцев.

Неприятные предчувствия хлынули в души людей. Машина снова завибрировала, затряслась. Заныла лопатка командира, ужаленная выступом иллюминатора.