Рандеву с йети - Никита Велиханов

* * *

Время и место неизвестны. Виталий открыл глаза и на всякий случай еще раз зажмурил их поплотнее, а потом снова открыл. Все осталось по-прежнему. Кромешная тьма и ни единого проблеска света. Он лежал на спине. По крайней мере, в этом сомневаться не приходилось. Законы тяготения никто не отменял, а, следовательно, это все видит и слышит пока — то есть ничего не видит и не слышит, но пытается соображать — не бесплотный дух Виталия Ларькина, а сам Виталий Ларькин, в котором дух существует пока в трогательном единении с бренной плотью. Распевающих хоралы херувимов не видать и не слыхать. Как не чувствуется и характерного запаха серы. Еще одно лыко в ту же строку, гипотеза о том, что некролог на последней странице «Бойца невидимого фронта» выйдет еще не в завтрашнем выпуске. Хотя, по правде сказать, более невидимого фронта, чем вот этот, нынешний, Виталию встречать пока не доводилось. Как и более невидимых бойцов. Ибо даже поднеся руку вплотную к лицу, Виталий ничего не увидел, а только ощутил кожей лица исходившее от ладони тепло. Нечего сказать, здорово замаскировались.

Лежал он на чем-то жестком, судя по ощущениям — просто на земле. На довольно хорошо утоптанной глине. Холодок был чисто глиняный. Виталий вытянул руки в стороны и попытался ощупать тьму. Пол был ровный, в обе стороны. Глиняный, как и предполагалось. Никаких стен в пределах размаха рук не наблюдалось. Вот и выключили свет в красной ветке клена. Вселенская, трахтарарах, обесточка. Этакий блэкаут во вселенском масштабе. Господу Богу надоел весь этот бардак, он помусолил пальцы и ущемил в небесах фитилек. Пшшш. Погасла свечка, вот мы и в потемках.

Виталий полежал еще немного, словно собираясь с силами, а потом принялся «прозванивать» мышцы тела, начиная со ступней, одну за другой, по очереди. Вроде бы все цело. Конец света прошел без потерь в живой силе и технике. Не покалечен и не связан. Судя по ясности мысли — не отравлен. И при этом никакого, ну то есть ровным счетом никакого представления о том, как я, собственно, здесь очутился. И где это, собственно, здесь? Хорошо хоть следующий, вполне закономерный вопрос — и кто это, собственно, я? — пока не возникает. Но если полежать вот так еще пару недель, возникнет непременно. Так что надо двигаться. Вносить определенность в тьму и хаос. Работенка, кстати сказать, для бога-отца, никак не меньше. Виталий Ларькин, на местном уровне и. о. тов. Саваофа. Прошу любить и жаловать.

Виталий обшарил карманы. Чисто. Как в первый день творения. Ни спичек, ни радиомаячка, ни документов. Вообще ничего. Даже каких-нибудь крошек, которые непременно завалятся за шов. Рубашка, брюки, под брюками трусы. Ни носков, ни ботинок нет. Обшмонали по первому разряду. Как в трезвяке. Слух не различал совсем ничего. Ну то есть абсолютно. Виталий приоткрыл рот и сказал негромко, но внятно:

— Да будет свет!

Свет, конечно, быть не стал. Надо будет потренироваться на досуге. Тем более что, судя по всему, досуга у него теперь будет предостаточно. Но зато по звучанию собственного голоса можно сделать некоторые выводы. Скажем, такой — помещение, в котором неизвестные злоумышленники, умыкнувшие капитана ФСБ Виталия Ларькина с его боевого поста, держат свою жертву, по размерам сильно проигрывает стадиону «Лужники». И даже Большому колонному залу Дома Союзов оно тоже сильно проигрывает. А больше всего по размерам оно напоминает обычную комнату в малогабаритной городской квартире. Правда, комнату довольно большую. Ну, скажем, в двадцать квадратных метров. И потолок — метра два с половиной, не больше. Плюс-минус, конечно.

Запах в помещении стоял не слишком определенный. Пахло глиной, несомненно. Вполне приличной гончарной глиной, безо всяких органических и прочих не слишком аппетитных добавок. И еще пахло сыростью. Не погребной заплесневелый запах. И не лесной — прелой листвой и грибами. Где-то рядом была живая вода. Причем вода не затхлая, а скорее всего проточная. Проточная вода, которая не журчит и не плещет, и присутствует при этом в абсолютно темном помещении с глиняным полом. Глиняных пещер не бывает. Тем более таких, где текли бы подземные реки. Загадка.

Виталий сел. Потом осторожно встал, на всякий случай вытянув над головой руку. И еще раз — точное попадание. Можно поздравить капитана Ларькина. Великолепный глазомер для заданных метеорологических условий. И потолок тоже глиняный. Хотя — стоп. Вот это уже не глина. Это дерево. Перекрытие? Балка? Шибко корявые у них здесь балки. И какие-то неошкуренные. Так это же корень. Точно — живой корень живого дерева. Потому как с мертвого корня не свисали бы многочисленные усики. Или, по крайней мере, обламывались бы. А эти — гнутся во все стороны. И ищут почву.

Итак, куда же это нас занесло? И что за дети подземелья устроили нам такую интересную экскурсию? Зри в корень. Обратите внимание налево: ни хрена не видно. А теперь направо: не менее интересная картина.

И тут перед глазами у Виталия — во всю ширину — блеснула вспышка. Да такая яркая, что он инстинктивно закрыл глаза. И, как выяснилось, совершенно зря. Потому что свет был виден и с закрытыми глазами. А потом сквозь этот свет начали проходить картинки. Одна за другой.

Ага, так это у нас кинозал. А свет просто выключили чуть раньше, чем пришел киномеханик. А у меня один билет на вечерний сеанс. И проектор у них весьма своеобразный — никакой возможности пообщаться с девушкой в заднем ряду, не обращая — хотя бы на время — внимания на экран. Потому что экран все равно у тебя перед глазами, куда бы ты ни повернулся. Праздник, который всегда с тобой. Ребята, так это же ад. Значит, я точно помер. Представляете, какая гениальная пытка для грешников — прокручивать им миллионы лет подряд одни и те же сцены. За каждый маленький грешок получишь, братец, киношок. Если ты в детстве отнял у младшего брата конфетку — двести лет подряд твой вороватый жест и вся пропасть унижения, отчаяния и страха в глазах невинно обокраденного младенца. Общий план, потом крупный. И снова общий. И снова крупный. Без перерыва на обед и сон. Без того, чтоб отойти пописать. Потому что душам писать незачем. Да, вероятнее всего, и нечем. Тыщу лет без права переписки. То бишь перекура.

Однако хорош трепаться, перейдем к восприятию видеошедевра. Что у нас тут? Ага, местность знакомая. Дубок, и лодка, а в лодке Андрей, и я под деревом. И ракурс очень интересный. И вообще все какое-то не такое. Цвет не тот. Эй, сапожник, поправь фильтры! Мир выглядит совсем не так, если вы об этом. И кожа у нас с Андреем какого-то странного цвета. Красная, как будто оба только что обгорели на солнце. И как будто даже лучится изнутри. И лица странные. И глаза. Тоже светятся. Только нимбов круг голов нам с ним и не хватает. И прогуляться по воде вдвоем, под ручку. Господи, я тону. Слышь, Фома, не выпендривайся, иди как все, по камушкам.

А это кто у нас такой, сам-третей? Прячется в кустах. Да так прячется, что не увидит его разве что слепой. Или эти два придурка, краснокожие с подсветкой. То есть один из них как раз не придурок, тот, что поменьше.

Потому что и видит, и понимает. И проскакивает между ними нечто вроде молнии. А большой придурок — ни-ни. Ослеп и оглох. Только губами шевелит неслышно. И садится под дубок. Отдохнуть от трудов праведных. И от собственной глупости.