Человек-Хэллоуин - Дуглас Клегг

После того как Стоуни признался Лурдес в любви и она ответила ему тем же, они совершили то, о чем подросткам обычно запрещают и думать.

И он чувствовал, как Лунный огонь у него в голове вспыхивает красными и желтыми пятнами… Это было похоже на закат… «Почта как бледный свет лупы…» — сказала тогда Лурдес.

В ту ночь он рыдал от радости.

А потом, на заре, он рыдал от страха, один в своей постели. Вот-вот должно было взойти солнце, а он так и не сомкнул глаз. Он слышал, как какая-то бродячая собака лает в доках на отчаливающие траулеры, выходящие в море проверить сета и садки.

«Слова иногда могут убивать, — подумал он тогда. — Слова могут менять все».

Лурдес прошептала их нежно, понимая, что эти слова могут ему совсем не понравиться. Понимая, что они могут уничтожить все то прекрасное, что они пережили вместе.

Понимая, что они могут уничтожить все, забрать у них вообще все, о чем они когда-либо могли мечтать.

Он ощущал, как ускоряется биение сердца, как что-то, адреналин или жидкий огонь, растекается под кожей, когда он вспоминает те два самых ужасных слова, какие только может услышать пятнадцатилетний мальчишка…

1

— Я беременна.

— Не может быть!

Стоуни скорее встревожился, чем удивился, понимая, разумеется, что беременность вполне возможна. Это же естественно: их тела достигли гормональной зрелости. И вот та ужасная цена, которую им придется заплатить за все.

Она долго молчала, но он слышал ее дыхание, медленное, осторожное.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Утром на него обрушилось понимание всей значимости этой новости для него и для его будущего.

2

В разгар дня пара местных хулиганов прогуливала школу, и у одного из них возникла отличная идея.

— Давай обнесем дом моих предков. Я знаю, у них всегда заначена пара двадцаток, — предложил он.

Парня звали Вэн Кроуфорд — долговязый, лопоухий, с угреватым лицом и с периодически возникающей на нем цинической ухмылкой, с неестественно близко посаженными глазами, в вязаной шапочке на голове, он был окутан аурой собственной крутости и твердо знал кое что о себе.

Он ненавидит жизнь.

Ненавидит своего младшего брата Стоуни. Терпит его, но все-таки ненавидит.

Ненавидит мать.

Ненавидит отца.

Ненавидит тот факт, что ему вообще приходится жить среди этих провонявших рыбой людей в провонявшем рыбой городишке.

«НЕНАВИЖУ» — это слово, вытатуированное у него на заднице, никто из домашних, конечно, не видел в отличие от половины парней, посещавших спортзал и принимавших душ после американского футбола. Нельзя сказать, что Вэн был хорошим футболистом, но ненависть постоянно подогревала его, помогая в грубой игре. Однажды вечером Вэн напился в Нью-Лондоне и приятели принялись подначивать его, мол, слабо ли ему сделать татуировку. Вот тогда он и решил, что «ненавижу» — именно то слово, которое должно быть навечно запечатлено на его левой ягодице, хотя, будь он потрезвее, вытатуировал бы там и пылающий череп. Но Вэн был слишком пьян и не сообразил.

Он сидит на ненависти, он дышит ненавистью, вся его жизнь наполнена ненавистью.

Если бы он мог пьянеть от ненависти, он пил бы ее.

— В холодильнике всегда есть пиво, — продолжал развивать свою идею Вэн, — а если вдруг удастся раздобыть наличные, можно поехать в Мистик и подцепить каких-нибудь девчонок или придумать что-нибудь еще. Кстати, вчера ночью я трахнул Брэнду.

Он говорил так, будто не то кашлял, не то рычал, голос звучал чересчур грубо.

— Не может быть! — отозвался его приятель и пьяно хихикнул. — Ты не трахал Брэнду.

Дэл — так звали приятеля — жил вместе с отцом-рыбаком в захудалом фермерском доме, стоявшем на шоссе, на полпути в никуда. Дэл жил достаточно далеко от поселения и доков, поэтому от него не разило рыбой.

— Нет, трахал, — настаивал Вэн. — Засадил ей так, что она долго стонала. Только она воняет. Прям как эти омары. Долбаный городишко! Мне плевать. Просто нужно было расслабиться.

— Твою мать! Думаешь, мне она даст?

— Черт возьми, она не из тех девиц, которые откажутся от добавки, — рассмеялся Вэн.

Потом они достали из холодильника пиво, обзвонили приятелей, окончательно надрались и сидели, гадая, когда же, черт побери, заявятся все остальные.

3

Вэн глупо, ухмылялся. В одной руке банка с пивом, другая сжимает охотничий нож. Он лежал на родительской кровати, на смятых, скомканных простынях и глядел в потолок.

— Твой нож — твой член, — произнес он, смеясь. — Ясно? А жизнь всего лишь огромная классная шлюха, которую ты имеешь…

Вэн вспорол ножом воздух над собой. В свете люстры лезвие сверкнуло серебром и напомнило ему рыбу, скользящую под водой.

Дэл Винтер открыл и снова задвинул ящик комода.

— Здесь и десяти баксов не наберется, — произнес он, пропуская мимо ушей излияния Вэна.

— Ты меня слышал? — откликнулся тот. — Я сказал, твой нож — твой член!

— Ну да, ну да, — согласился Дэл, вытягивая ниточку жемчуга. — Черт, у твоей матери классный жемчуг. Может, нам удастся продать его в лавке. У вас, у городских, встречаются отличные вещицы.

Вэн отхлебнул пива.

— He-а, это подделка. У нее нет ничего ценного, уж поверь мне.

Дэл бросил жемчуг обратно в ящик.

— На прошлой неделе ты нашел двадцатку.

— Ага, и после этого мать на говно исходила, потому что вычислила, что ее взял я.

Вэн снова отхлебнул из банки. Он ненавидел «Будвайзер», но отец всегда покупал только такое. Поэтому только его и можно было стянуть из холодильника. Вэн сел на постели, глядя на себя в зеркало над туалетным столиком матери.

— Твой нож — твой член, а твой член — твой нож, — сообщил он своему отражению. — А тебя кто, вообще, спрашивает?

Он хихикал, прихлебывал пиво и размахивал в воздухе ножом.

Дэл подошел и поднял с пола непочатую банку «Будвайзера».

— А ты набрался, старик, — хмыкнул он, откупоривая жестянку.

— Ага, кажется, я, черт меня раздери, нарезался.

Вэн поставил пиво рядом с собой, приподнялся.

Банка опрокинулась, выплеснув остатки золотистого содержимого на белое одеяло. Комната медленно повернулась. Его отражение в зеркале пошло волнами.

— Твоя мошонка — бог, а твой член — твой нож. Вот она, мудрость, — заявил он.

— Ну да, ну да, — поддержал его Дэл, глотая пиво.

— Я прикончу ту сучку, которую трахает мой братец, — сказал Вэн почти что трезво.