Человек-Хэллоуин - Дуглас Клегг

Но потом маленькая девочка поднесла ко рту руку и выдернула нитку, издавая при этом едва слышное жужжание.

И вот когда она выдернула нитку, и ее губы немного разжались…

Маленькая зеленая муха выползла у нее изо рта. Расправила блестящие крылышки и улетела. За ней изо рта девочки выбралась вторая муха… И третья… И четвертая…

На этом месте Нора Шанс умолкла.

— Это и вся история? — после минутного молчания спросил Стоуни.

Нора хмыкнула себе под нос.

— Нет, но на сегодня с тебя хватит. Твоя кошка уже высохла, а на улице темнеет. Вам обоим пора домой — ужинать. Остальное расскажу как-нибудь в другой раз.

С тех пор прошло шесть лет. Стоуни было девять, когда он бродил по лесу в поисках кошки. Либерти — так звали кошку — погибла: ее сбила машина, когда Стоуни еще не исполнилось пятнадцати. Даже она стала частью небылиц Норы и была вплетена в ткань повествования, начатого в один из последних приходов Стоуни. С двенадцати лет он стал развозить по Стоунхейвену газету «Нью-Лондон дэй» и на заработанные таким образом деньги покупать кое-что для Норы. Он обычно объезжал город на своем велосипеде фирмы «Швийн», доставляя газеты, и начинал и заканчивал свой маршрут в одном и том же месте: перед магазином Уотчмена, где покупал по ее заказу муку, сахар, ветчину, молоко и фасоль. Ее рацион редко включал какие-то иные продукты, за исключением разве что виски, который она пила, но, судя по всему, в ее подвале был неисчерпаемый запас виски.

Обо всем этом Стоуни рассказал Лурдес на их третьем свидании и предложил ей познакомиться с Норой.

— А чем закончилась та история? — первое, что спросила Лурдес, усевшись на потертый коврик перед пузатой печкой.

1

— Какую историю ты имеешь в виду? — откликнулась Нора, ловкими пальцами продолжая протягивать иголку с ниткой. — У меня в запасе миллион небылиц. Есть о Стоунхейвене, а есть и о дальних краях и диковинных народах.

— О детях с зашитыми ртами, — уточнила Лурдес, потому что Стоуни так и не рассказал ей окончания.

— Ах, о тех детишках! — произнесла Нора и быстро завершила рассказ, оборванный на полуслове много лет назад. — Так вот, женщина по имени Элен ткнулась в комнату забрать своего ребенка Она хотела уехать. Теперь она знала, что за чудовища этот фермер и его жена. Ведь они так мучили детей. Господи, думала она, нужно пойти в полицию, необходимо найти кого-то, кто заберет отсюда несчастных малышей. Но фермер рассказал ей всю правду. На самом деле он вовсе не мучил детей. «Они снова вынимали нитки! — сокрушался фермер. — Проклятье, им ведь нельзя их вытаскивать». А Элен забыла об усталости и превратилась в сгусток гнева. «У них сейчас в головах полно мух, — продолжал хозяин дома. — Им хочется выпустить их, но, боже мой, это значит, что мне придется засовывать их назад». Элен дала фермеру пощечину. «Как вы смеете стоять передо мной, не испытывая угрызений совести, вы, чудовище?» — в ярости воскликнула она Фермер поднял I ia нее глаза. Он плакал. «Мы их любим, этих деток, — заговорил он. — Только они не наши. Мать столько лет переживала, что у нас нет своих детей. Мне казалось, она хочет умереть. Что мне оставалось делать? Что может сделать человек:? И вот я подумал, что ведь у других людей умирают дети, их закапывают в землю и просто бросают там…» И вот фермер, видите ли, пошел и выкопал троих мертвых детей. А потом задумался: как люди определяют, жив кто-то или мертв? Что делает нас живыми? И понял: если ты двигаешься, значит, ты живой. Это самое основное. Надо сказать, для большинства людей так оно и есть. И вот фермер зашил этих троих детей вместе с поселившимися в них личинками и всем остальным, а когда вылупились мухи, дети зашевелились. «Только, — сказал он Элен, — у них голова полна мух, и время от времени им приходится их выпускать. Но мать любит их, этих детишек. Любовь слепа, леди, — вы ведь понимаете?»

— Господи, какой ужас! — выдохнула Лурдес, дрожа.

— Я еще не закончила, так что помолчи, — велела Нора Шанс, возмущенная тем, что ее снова перебили. — И вот Элен со своим сыном пошла к поезду. Отец мальчика оказался там. Он был в ярости и увез их обратно домой. Прошло несколько месяцев, и Элен вернулась в фермерский дом. И принесла своего ребенка. Видимо, отец вновь безжалостно избил его. А мать слишком сильно любила сына, чтобы отдать дитя Смерти. «Любовь слепа — помните?» — сказала она фермеру. И тут из маленькой ручки закутанного мальчика, безжизненно лежавшего на руках у матери, выпал моток черных ниток и покатился, разматываясь.

При этих словах Нора выронила моток черных ниток, и он покатился к Стоуни, разматываясь.

— О господи! — ахнула Лурдес.

Стоуни захлопал в ладоши.

— Видела? Она лучший рассказчик на всем свете.

— Потрясающая история, — согласилась Лурдес, опираясь на локоть и с восхищением глядя на Нору. — Жуткая, но потрясающая.

— Я знаю их великое множество, — засмеялась Нора Шанс, взгляд ее невидящих глаз был, как всегда, устремлен в пространство. — Тысячу и одну, как Шехерезада — Она улыбнулась и кивнула. — А теперь, дети, ступайте домой. Уже смеркается, я чувствую то по запаху, витающему в воздухе. Сумерки нехорошее время на болотах.

Это тоже было в тот год, когда Стоуни исполнилось пятнадцать, когда любовь пришла к нему и захлестнула волной, а Нора Шанс, рассказав завершение своей истории из далекого прошлого, благословила союз подростков.

Это было летом.

А потом пришла осень и завладела улицами. Траулеры доставляли омаров, запах моря, рыбы и водорослей разливался в хрустально-чистом, воздухе. Стоунхейвен был очарователен летом, но, как и все прибрежные города Новой Англии, делался по-настоящему прекрасным только тогда, когда начинали желтеть листья.

2

Существуют ли до сих пор подобные уголки? Где лето, кажется, длится чуть ли не весь учебный год, где перед каждым домом, построенным из кирпича или дерева, раскинулись аккуратные, чистенькие-пречистенькие лужайки, где все соседские дети держатся вместе и летними вечерами играют в американский футбол на маленьком пляже в бухте и кажется, не будет конца и краю летнему дню, пока в багровых сумерках после девяти вечера не начинают летать светлячки? Потом дни становятся короче, темнеет уже в пять и на городок спускается осенняя прохлада, принося с собой запах гниющей черники и шорох сухих листьев.

Стоунхейвен, маленький камешек, обкатанный морем и годами настолько, что он сделался совсем гладким снаружи, но остался острым и колючим внутри, был сооружен на мысу, который выдавался в сторону островов Авалона Ураганы в тридцать восьмом и шестидесятом посрывали крыши с домов и разбили городские часы на ратуше, но к тому времени, когда Стоуни исполнилось пятнадцать, все было восстановлено и выглядело почти точно так же, как и в начале восемнадцатого века, когда было построено.

Полисмен Деннехи шутил, что и дороги с тех пор нисколечко не изменились. Он обычно сидел в своей патрульной машине, прихлебывая кофе, купленный в пирожковой Бесс Итон в Покатуке, и наблюдал за неспешным движением в городке, а затем возвращался в Мистик, где находился участок, чтобы в который уже раз сообщить своим завидующим сослуживцам: «Ну в деревне, как всегда, спокойно. Видел трех симпатичных девчонок, один черный «мерседес» и получил бесплатный ленч в чайной всего лишь за то, что проверил, работает ли сигнализация». Его рапорты не отличались разнообразием, лишь изредка в них добавлялись какое-нибудь странное самоубийство или мелкая кража, так что в свои пятьдесят Бен Деннехи нес относительно мирную службу на страже закона и радовался жизни. Все, что он мог сказать о жителях Стоунхейвена, это отметить их богобоязненность. В парикмахерской на Уотер-стрит, где по вечерам собирались почти все представители старшего поколения, из уст в уста, словно простуда, передавались рассказы о вечно памятных штормах и войнах. Постепенно эти истории обрастали все новыми подробностями, становились все длиннее и цветистее, пока слушатель не начинал верить, что весь Стоунхейвен был разрушен ураганом «Донна», и именно юноши Стоунхейвена победили во Второй мировой войне.