Письмо не по адресу. Любовная горячка - Йоахим Фридрих

— Детский билет, — тихо обращаюсь я к Липински и улыбаюсь как можно язвительнее. — Вот что полагается покупать пассажирам размером не больше скамейки для ног.

Липински бросает на меня быстрый взгляд и поднимает ногу.

— Меня зовут Бонд! Джеймс Бонд! — в отчаянии воплю я.

Знаю, денег у тебя куры не клюют, но тебе наверняка хотя бы раз доводилось ездить в переполненном автобусе. Люди разговаривают, смеются или даже перекрикиваются. В любом случае тихой обстановку в автобусе не назовёшь. Можешь себе представить, как эта бывает, когда в таком автобусе разом становится тихо и все, ну решительно все оборачиваются на тебя? Неприятно. ОЧЕНЬ неприятно! Взглянув на собачью морду, я вижу на ней злорадную ухмылку. Сосед, сидящий напротив, поднимает глаза над своей газетой.

— Да ты что, неужели продюсеры ищут нового актёра на роль Бонда? Значит, их выбор пал на тебя. Что ж, желаю удачи!

Все смеются. Как только автобус делает остановку, мы с Липински выходим и тащимся до вокзала пешком. Самое неприятное — осознавать, что виноват в этом я и только я.

Ты, конечно, знаешь киноцентр у вокзала. По моим расчётам там точно должны были показывать фильм, который выбрали мы с Липински: «Страдания любви в стране лагун».

Ну и вот, стоим мы перед мониторами, но ни на одном из них нет информации о сеансах этого фильма.

— Может, ты нашёл в Интернете старую киноафишу? — спрашиваю я.

— Нёфф.

— Тогда почему фильма нет в прокате?

Ни звука в ответ.

— Ты расстроен?

— Йофф.

— Но ведь сегодня идут и другие фильмы о любви, — пытаюсь я утешить его. — Вот, например: «Моя мачеха, жестянщик и я». Наверняка весёлое кино.

— Нёфф.

— А как насчёт «Мальчика-зайчика из старшей школы»?

— Нёфф.

— Хорошо, — вздыхаю я. — Сейчас спрошу. Может, они всё-таки показывают «Страдания любви в стране лагун».

Подходим к информационной стойке. За ней сидит дама не первой молодости, хотя и не вполне пожилая; вероятно, она относится к числу наиболее преданных клиенток фирмы твоего отца. Уму непостижимо, как можно нанести столько макияжа на одно-единственное лицо.

— Можно ли приобрести билеты на «Страдания любви в стране лагун»? — дружелюбно начинаю я.

Под набрякшими от теней веками и отяжелевшими от туши ресницами загорается искра интереса.

— Такой молодой и уже такой романтик? — со странной улыбочкой вопрошает дама.

— Э-э… да. Нет. Не знаю. Так что, фильм ещё есть в прокате?

Улыбка делается шире.

— Вчера был последний сеанс. Сейчас в это же время идёт «Мальчик-зайчик из старшей школы».

Перевожу взгляд на Липински:

— Может быть, мы…

— Нёфф.

— А как насчёт «…мачехи…»?

Липински смотрит на меня и начинает поднимать ногу.

— Мартини! — рявкаю я. — Взболтать, но не смешивать — или наоборот!

Нога Липински возвращается на место. Зато ко мне склоняется ещё более заинтересованное раскрашенное лицо сотрудницы киноцентра.

— Это приглашение? Сколько же тебе лет?

У меня мелькает мысль: «Надеюсь, на просмотр фильмов здесь нет возрастных ограничений». Держа её в голове, я отвечаю как можно более низким голосом:

— Э-э… Как раз столько, сколько нужно.

Раскраска осматривает меня сверху донизу:

— То есть молодой, но не слишком. Через два часа мой рабочий день заканчивается. Можем сходить выпить чего-нибудь.

Тут я наконец понимаю, к чему она клонит.

— Нет-нет, я этого не имел в виду — в смысле, про мартини. Я произнёс те слова, чтобы пёс на меня не написал! Кроме того, именно из-за него я и отправился смотреть этот глупый фильм о любви! Понимаете, его мучает любовная тоска, потому что его подруга влюбилась в свинью!

Искра любопытства в глазах дамы тухнет. Остаются только тушь да тени.

— Дыхни-ка на меня.

— Чего?

— Или ты принял наркотики?

— С чего вы взяли! — возмущаюсь я. — Мне просто нужно было сводить Липински в кино!

— Липински! — раздаётся сзади.

Сначала мне кажется, что я ослышался. Это же голос Мильфины!

Липински поворачивает голову и своей переваливающейся походкой отправляется ко входу, где маячит секретарша Кулхардта. Я же остаюсь стоять возле размалёванной тёти.

— Не знаю, что у вас там за любовная тоска, — говорит она, — но писающему псу хода в кинозал нет!

— По правде говоря, это совсем не пёс, а партнёр, — впрочем, не важно! Короче, пусть ваших зайчиком и мачех смотрит кто-нибудь другой! — Разворачиваюсь и в ярости догоняю Липински. — Знаешь что, псина ты бестолковая, колбаса ты копчёная, скамейка ты ходячая? Сам покупай себе этот идиотский билет!

— Нёфф.

Мильфина смотрит на меня с материнской улыбкой.

— А ведь я тебе говорила, что ходить с ним в кино — дело непростое.

— И что вы здесь делаете?

Улыбка Мильфины делается ещё более материнской.

— Я пожалела тебя и подумала, что тебе может потребоваться поддержка.

— Очень любезно с вашей стороны, но в этом уже нет никакой необходимости. Фильм снят с проката.

— Здесь — да, но я знаю один малюсенький кинотеатр, где он ещё идёт, — подмигивает Мильфина.

— Йофф!

— Кулхардт тоже пойдёт? — спрашиваю я, пытаясь идти в ногу с ней и в лапу с Липински. — В офисе-то его не было.

— Нет! — смеётся Мильфина. — На фильм о любви его пришлось бы тащить силой. Романтики в нём не больше, чем в куске мыла.

— Так куда же он ушёл?

— Самой не верится, Берри, но на этот раз я знаю куда. Правда, он, как обычно, мне ничего не рассказал, но незадолго до ухода попросил меня найти адрес одной фирмы.

— Что за фирма?

— Производитель собачьих ошейников.

— Собачьих ошейников? — недоверчиво переспрашиваю я. — Неужели присматривает что-нибудь для Липински?

— Нёфф! Нёфф! Нёфф!

— Я тоже задала ему этот вопрос, но он сказал лишь: «Не только собаки носят ошейники».

Замысел Кулхардта становится мне понятен на редкость быстро.

— Разумеется, нет! — восклицаю я. — Готтхильф и Женевьева тоже носят ошейники!

— Кто? — спрашивает Мильфина.

— Свиньи!

Мильфина пожимает плечами:

— Может быть. Но сейчас нам понадобится всё наше терпение. Посмотри, вон там кинотеатр, в который мы идём.