Покойник в кювете - Станислав Николаевич Савицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не будь идиотом. Их убило другое.
— Что именно?
— Жизнь.
Никита был поражен глубокомыслием Аньки и не знал, что ответить. Зато она знала, что сказать.
— В общем, так: ужинай спокойно, но не вздумай потом делиться в прессе своими язвительными замечаниями о здешней кухне. Впрочем, можешь. Но при одном условии: если это будут хвалебные отзывы.
— С какой стати я буду писать хвалебные отзывы об этом пищеблоке?
— Потому что это ресторан Лагоева.
Никита чуть не поперхнулся. Знай он об этом раньше, то ни за что бы сюда не приехал.
Отдавать свои кровные этому ворюге!
Анька поднялась и ушла от Никиты с претензией на величие царствующей особы этого заведения. Единственно ее сан подвели излишне виляющие бедра.
Она села, и настороженно-злобное выражение лица у Лагоева сменилось на елейно-сладкое.
Его можно было понять. Анька была молода и красива, ее замечательные формы подчеркивало вечернее платье в обтяжку, а глубокий вырез на груди заставлял судорожно биться сердце старого ловеласа.
Официант принес бутылку шампанского брют.
— Я этого не просил, — сказал Никита.
— Это вам от Артура Рафаиловича, — сказал официант. — Вам открыть?
— Валяйте. Надеюсь, там нет яда.
Официант недоуменно посмотрел на него.
— Шутка, — сказал Никита.
— А… Понимаю, — сказал официант и скупо улыбнулся.
Никита поднял бокал и повернулся к Лагоеву. Тот держал в руке аналогичный бокал с таким же напитком. Оба натянуто улыбнулись и приветствовали друг друга приподнятыми бокалами.
Шампанское в бокалах они выпили до дна, не сводя друг с друга глаз.
Судя по выражению лица у Аньки, она не поверила в этот знак примирения.
Никита с остервенением принялся за ростбиф.
Он был замечательно вкусным, и Никита сосредоточился на еде, регулярно сдабривая ее, как конвейер, рюмками водки.
Всё действительно было вкусно и сытно.
«Если б так было в его универсаме», — подумал Никита.
Ему стало душно. Он решил выйти на улицу продышаться у озера и заодно зайти в туалет.
В туалете никого не было. Он набрал пригоршню воды и ополоснул лицо.
Когда Никита распрямился, то увидел в зеркале по обе стороны от себя двух парней. Крепыши — да. Но не более того. Он не придал им значения.
И напрасно.
Еще в десантом училище инструктор сказал ему: «Ты неплох в рукопашных боях. У тебя есть все данные. Но нет в тебе главного: инстинкта убийцы. И концентрации. Расхлябанности в тебе много».
Но это не помешало Никите вернуться из армии со знаками отличия за участие в спецоперациях на южной границе страны. Дома он их задвинул в комод и никому не показывал.
В этот вечер отсутствие инстинкта и расхлябанность подвели Никиту.
Он повернулся к тому, что стоял слева от него, когда тот сказал:
— Извини, мужик. Не передашь мыло?
Никита удивленно посмотрел на полку под зеркалом и тут же получил удар под дых от стоявшего справа.
Это был чувствительный удар. У Никиты сперло дыхание.
— Ничего личного, — нашел нужным сказать ударивший его.
Следующий удар был по затылку.
Никита упал на пол.
Избиение продолжалась недолго. Несколько ударов ногами пришлись ему в живот и по почкам.
Работали оба. С обеих сторон.
Сквозь пелену в затуманенном сознании он увидел, что кто-то склонился над ним. Затем он услышал:
— Ну как он там?
— Очухается. Еще тот бычина.
— Да… Другому пришлось бы «скорую» вызывать.
— Да еще неизвестно зачем. А вообще-то, старик, — услышал Никита у себя над ухом, — зла не держи. Так легче забыть. Это пожелание от нас. А тебе просили передать конкретно: не возникай.
Никита слышал, как хлопнула дверь. Сколько прошло времени, прежде чем он смог подняться, Никита не знал. Подойдя к зеркалу, он посмотрел в отражение.
Лицо обрело землистый цвет. Под глазами появились мешки. Но не было ни единой ссадины.
Как же смогли его вырубить одним ударом?
Он бывал не в таких переделках, но чтоб оказаться на полу…
Никогда!
Никита вышел из туалета. Голова у него кружилась, в ногах была слабость. Он с трудом передвигал ногами, провожаемый недоуменными взглядами. Ему стоило больших усилий, чтобы не завалиться на чей-нибудь столик. Анька не сводила с него вытаращенных глаз.
Никита очнулся, почувствовав, что его трясут за плечо. Он сидел за своим столом. Это была Аня.
— Как ты? — спросила она.
— Нормально, — ответил Никита. — Сейчас уйду.
— Никуда ты не уйдешь. Я тебя отвезу.
— Не надо. Я возьму такси. Я видел их на стоянке.
— Ты хоть знаешь, сколько здесь они дерут?
— Нет.
— Тем более, что примут тебя за пьяного.
— Что же делать? — равнодушно спросил Никита.
— Молчать и слушаться меня.
— Я должен расплатиться.
— Не надо. За все уплачено.
Никита скривился в усмешке. За все уплачено.
— Лагоев? — спросил он.
— А тебе-то что? Идем.
На улице Аня посадила его на лавочку и ушла, предварительно сказав:
— Сиди и не дергайся. Я за машиной.
— Не буду дергаться.
В машине Анька села рядом с ним. Обдуваемый ветерком, Никита оклемался и время от времени искоса поглядывал на Аню. Сосредоточенное выражение не сходило у нее с лица. Всю дорогу они молчали.
Минут через сорок они подъехали к его дому. Аня повернулась к нему и сказала:
— Ну?
— Спасибо.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— А ведь знаешь… Я был влюблен в тебя.
Это была правда.
Аня училась двумя классами ниже, и Никита не подозревал, что с него на переменах в коридоре не сводила глаз двенадцатилетняя девочка-подросток тогда еще с забавными косичками. Она знала, что в него — рослого, спортивного и, главное, красивого — была влюблена половина школы. То есть все девчонки. И среди них были настоящие красавицы. Куда было ей, неказистой девочки переходного возраста, тягаться с ними. И Аня молча страдала и плакала по ночам в подушку.
А потом она расцвела.
И так получилось, что в это время в школе создали драмкружок, и Аня, набравшись смелости, вступила в него. Единственно потому, что к нему оказался причастным Никита.
Ему было тогда шестнадцать лет, — время во многом судьбоносное, — и он занялся поисками самого себя. Как теперь, наверно, сказали бы, — самоидентификацией.
Никита вступил в изостудию, и руководитель, создавший драмкружок на общественных началах, привлек его к написанию декораций.
Никита сразу влюбился в Аню, но она ему казалось такой неприступной и холодной — Анька в пьесе играла роль ледяной красавицы в сказке про Гая и Герду, — что он подойти к ней так и не решился.
И напрасно. Не знал он, что Аня этого так ждала и так хотела.
— Я сейчас расплачусь от умиления, — насмешливо сказала она.
— Ань, он не