Ее худший кошмар - Бренда Новак

— Всегда хорошо иметь богатых родителей. Но они же не пожелали общаться со мной тогда, не станут и сейчас.

— Под «богатыми» ты имеешь в виду «зажиточных» или «состоятельных»?

Он подначивал ее, но она проигнорировала его иронию и ответила прямо:

— Под «богатыми» я имею в виду богатых, намного более богатых, чем мои родители.

Она не сомневалась, что родители Джаспера помогли ему в ту первую ночь выбраться из страны или как минимум за пределы штата.

Было трудно понять, что думает Амарок. Он так пристально всматривался в ее лицо, что она была вынуждена отвернуться.

— Если ты не возражаешь, я хотел бы посмотреть твое дело, — сказал он.

Он просил ее об этом прошлым летом, и она отказала.

— Просто из любопытства?

Эвелин выровняла стол, чтобы не встречаться с ним взглядом, но он подождал, пока она снова обратит на него внимание.

— Назовем это профессиональным интересом.

— Извини, — Эвелин откашлялась, — но я не хотела бы, чтобы ты знакомился с моим делом.

Сержант нахмурился, ему был явно неприятен ее отказ.

— Это почему же?

— Мужчина, которого я любила, перерезал мне горло и оставил умирать. Никогда в своей жизни я не была до такой степени уязвима. Это делает подробности происшедшего очень… очень личными, я не могу подобрать более точного слова. — Совсем личным происшедшее сделали те сексуальные пытки, которым ее подвергли, но она решила не говорить об этом. Зачем еще больше разжигать его любопытство? — Мне ни к чему, чтобы подробностями того, что со мной произошло, развлекались случайные полицейские.

Амарок посуровел.

— Значит, вот кто я такой? Случайный полицейский?

Вряд ли. Она не могла смотреть на него, не вспоминая прошедшую ночь. Но в этом-то и состояла проблема. Он заставил ее желать того, что ей не суждено было получить. Вот почему она постаралась поскорее ускользнуть после их короткого романа год назад.

— Твоя главная мечта — закрыть Ганноверский дом и выгнать нас всех отсюда, включая и меня. Поэтому я не могу считать тебя своим другом.

— Ты совсем не возражала быть моей подругой прошлой ночью. Возможно, у нас и не было секса, но мы были так близки. Я до сих пор чувствую запах твоего тела на своих пальцах.

Краска смущения горячей волной залила лицо Эвелин.

— Это была… это была случайность.

— И она ничего не изменила?

— Нет. Но… я благодарна тебе за твое поведение. С твоей стороны это было очень достойно.

Амарок поморщился.

— Не благодари за элементарную порядочность!

Зазвонил ее телефон. В нетерпении как можно скорее закончить беседу она схватила трубку.

— Мы проверили всех до одного, — проинформировал ее старший надзиратель.

— В том числе Хьюго?

— А что, он вас больше всех беспокоил?

Эвелин откашлялась.

— Нет. Ничего особенного. Спасибо.

Внезапно ее накрыла жуткая усталость, она опустила голову и закрыла лицо руками.

— У нас все в порядке.

— Рад это слышать.

Амарок направился к выходу и в дверях едва не столкнулся с Пенни.

— Доктор Тэлбот?

— Да?

Взглянув на сержанта, ассистентка Эвелин покраснела и улыбнулась. И продолжила поедать его глазами, хотя и не заговаривала с ним.

— Только что позвонили с кухни. Им нужна помощь.

— Что ты имеешь в виду?

Проблемами тюрьмы занимался старший надзиратель. Эвелин, а ее непосредственный помощник Фицпатрик руководил медицинским персоналом и исследовательской работой. И хотя медперсонал частенько оказывал помощь прочим сотрудникам — например, помогал при первоначальном подборе кадров, обучал, как вести себя с наиболее проблемными заключенными, — кухня была исключительной прерогативой старшего надзирателя. Его что, опять нет на рабочем месте?

Но ведь она только что с ним разговаривала.

— Без Лоррейн они как без рук. Они звонили спросить, может быть, вы знаете, скоро ли она вернется.

Эвелин поднялась.

— Ее нет на рабочем месте?

— Пока нет.

— Но кто же занимался завтраком? И обедом?

— Мы привлекли Кэти Ольсен и Патрика Болена. Они обошлись без нее. Но они работали все утро и вряд ли выдержат такую нагрузку и дальше.

— А новая девушка, Даниэль Коннелли? Ее тоже нет?

— Кажется, нет.

По спине Эвелин пробежал холодок дурного предчувствия.

— Вы не пытались выяснить, где Лоррейн?

Ее вопрос прозвучал как эхо. Вчера она спрашивала у Лоррейн то же самое о Даниэль и так и не узнала, по какой причине девушка отсутствовала на работе…

— Внешняя связь все еще не работает. Мы можем звонить только по внутренним телефонам.

Это означало, что Лоррейн может отсутствовать из-за снежных заносов. Или же заболела и не имеет возможности сообщить им о своей болезни. Но отсутствие Даниэль в течение двух дней подряд казалось очень странным даже во время бурана.

Судя по озабоченному виду Амарока, сержант принял к сведению факт загадочного отсутствия двоих сотрудниц. Наверняка сейчас он думает примерно то же, что и она: что, если из Ганноверского дома вышла жертва, а не — убийца?

От мысли, что они таким жутким образом могли потерять Лоррейн или Даниэль, у Эвелин бешено заколотилось сердце. Ее первым импульсом было отыскать Даниэль, а затем поехать в Анкоридж, чтобы выяснить, все ли в порядке с Лоррейн. Если «БМВ» не заведется, она попросит сержанта или кого-нибудь еще ее подвезти.

Но что, если ей не удастся отыскать кого-то из этих двух женщин или даже обеих? Отсутствие вовсе не обязательно означает смерть. Они могли просто провести нынешнюю ночь у кого-то, как и она сама.

Тратить часы на поиски — явно далеко не самый лучший способ выяснить, не стал ли кто-то из ее подчиненных жертвой маньяка. У нее имелся другой гораздо более эффективный способ получить ответ.

Сколь бы омерзительно это ни звучало, но ей нужно взглянуть на отрезанную голову.

Доктор Эвелин Тэлбот привлекла к себе взгляд Амарока — и его внимание — в первый же свой приезд в город. Она была красивая женщина. Но вряд ли долго выдержит в таком месте. Кроме работы, из-за которой она подвергала себя постоянной опасности и которая была для нее вечным напоминанием о пережитой в юности травме, в Хиллтопе ее ничего не удерживало. Амарок был уверен: она пробудет здесь самое большее пять лет, а затем снова вернется в более теплые места.