Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

– Да с чего вы взяли?

– Ладно, ладно,– сказал Мазур, ухмыляясь.– Вы главноезапомните – никаких телекамер, пока вот в этом кармане не будет паспорта,а в этом – чека. Насчет суммы после поторгуемся. Ну что вы на менявытаращились? «Интернационала» петь не буду, но и вашим долбаным Штатам осаннупеть не буду, я вам не истерик-диссидент... Я, как вы сами выражаетесь,заграницы попробовал... Что таращитесь? Миллиона не прошу, но и за булочку непродамся...

Меланхолик Джерри впервые улыбнулся – точнее,дружелюбно оскалился:

– Вы мне начинаете нравиться, Сирил...

– Не скажу, что это чувство – обоюдное,– огрызнулсяМазур.– Вы своей цели достигли, а я пока что слышу одни обещания... имейте ввиду, я не шучу. Уж если усадили меня силком за рулетку, поневоле хочетсярвануть банк...– Он держался возбужденно, не говорил, а тараторил как человек,находящийся в некой эйфории.

И видел по лицам, что самую малость вошел к ним вдоверие – конечно, волки битые, пока он не окажется всецело в их власти,душою не размякнут, но и перестали уже сторожить цепкими взглядами каждое егодвижение, ма-алость расслабились...

– Ладно,– сказал Мазур, делая вид, что постепенноуспокаивается.– Договорились, кажется?

– Договорились,– кивнул Тэйт, определенно игравший здесьпервую скрипку.– Джерри, старина, есть ли вообще смысл торчать тут далее?Идите, позвоните на аэродром, чтобы прошло гладко... И немедленно выезжаем.

– А завтрак? – нормальным тоном спросил Мазур.

– Потерпите часок до Мадагаскара, идет? – твердымголосом сказал Тэйт.– Там обещаю обед в отличном ресторане, все по вашемувыбору. Сирил, вас наверняка уже начали искать, для вашего же блага лучшепобыстрее отсюда убраться. Четверть часа до аэродрома, с полчаса отниметперелет до Мадагаскара... Потерпите.

– Ладно,– буркнул Мазур, закуривая очередную сигарету.

Джерри ненадолго вышел, минут через пять вернулся, кивнул:

– Все в порядке, парни, снимаемся... Только без глупостей,Сирил, учтите...

– Договорились, кажется,– отрезал Мазур, пряча сигареты вкарман.– Вы, главное, не обманите... И без химии, идет? Кишки у меня от неесводит.

Сразу стало ясно, что никто не собирается доверять емубезоговорочно,– появился второй детинушка, этакий двойник Чака, и оба налестнице взяли Мазура в «коробочку», один спереди, другой сзади, стараясь,чтобы это выглядело невинной случайностью. Оба вытащили майки из брюк, чтобыприкрыть заткнутые за пояс револьверы, но понимающему человеку ясно, что оружиеони вмиг выхватят и из этого положения, вряд ли на такое дело пошлютновичков... Учтем.

На тихой улочке уже дожидался закрытый «лендровер».Пара-тройка местных жителей, и шагавших по своим неведомым делам, и болтавшим удвери рыбной лавчонки глазели на компанию равнодушно, не усматривая ничего длясебя интересного. Тэйт и Джерри устроились впереди, Тэйт за рулем, а Мазурочутился на заднем сиденьи, зажатый меж двумя верзилами.

Машина рванула с места. На смену старым кирпичным домампоявились другие, поновее, крытые оцинкованным железом, а далее потянулиськрытые пальмовыми листьями хижины. Асфальт давно уже кончился, да и хижиныпопадались все реже – похоже, они выехали за городскую черту. Дорогаподнималась вверх, потом пошла вниз, «лендровер» лихо проскочил по старомудеревянному мостику над узкой спокойной речушкой.

Места начинались дикие – дорога сузилась до двойнойколеи, а густые зеленые джунгли стиснули ее с обеих сторон, казалось, безединого просвета. Мазур лихорадочно просчитывал варианты. Нужно решаться,другой возможности уже не будет...

– Тэйт,– сказал он громко.– Вы что, хотите сказать, что небудет никакого таможенного досмотра на аэродроме?

– Господи, вы не в СССР,– беззаботно отмахнулся Тэйт, необорачиваясь.– Здесь некоторые проблемы решаются предельно просто. Знаете, гделучше всего работать? В таких вот крохотных, только что получившихнезависимость республиках. Они чем-то напоминают глупую деревенскуюдевчонку – пока-то наберется ума и деловой рассудительности...

Он говорил непринужденно и весело, как с равным, как ссообщником. Ни малейшего напряжения в машине не ощущалось.

Мазур закурил, выпустил дым и столь же непринужденноспросил:

– Тэйт, знаете, что мне больше всего нравится в вашейАмерике? Вам будет, быть может, и смешно, но я имею в виду...

И в следующий миг, не меняя выражения лица, плавным имолниеносным движением вогнал зажженную сигарету в глаз сидевшему справа Чаку,прежде чем тот успел издать жуткий вопль, ударил верзилу слева – ребромлевой, «клювом орла» правой! – и, уже под надрывный вой Чака, обрушился насидящих впереди – раз, два, три, четыре, классический бой на ограниченномпространстве, со скупыми, но страшными ударами...

Машина рыскнула, сорвалась с дороги, дернулась вправо-влево,вверх-вниз – и Мазур «щучкой» прыгнул в открытое окно мимо мотавшегося,как кукла, зажимавшего глаз Чака, еще в полете услышал смачный удар машины одерево, упал на полусогнутые руки, грамотно кувыркнулся, вскочил на ноги. Успелоглянуться через плечо – «лендровер» вылетел в джунгли, виднелась лишь егонакренившаяся корма – и, не теряя времени, вломился в зеленое переплетениеветвей, сучьев и лиан.

Он бежал отнюдь не заполошно – размеренно, расчетливо иэкономно выдыхая воздух, защищая лицо поднятыми согнутыми руками: ху-хэ, ху-хэ,ху-хэ... Повторял едва слышным шепотом снова и снова:

Зовут меня Уильям Кидд,

ставьте парус, ставьте парус!

Рядом черт со мной стоит,

абордажный нож блестит,

ставьте парус, ставьте парус!

Слова тут не имели никакого значения – лишь бы ложилисьна незатейливый ритм, хоть детская считалочка, хоть стих Шекспира, хоть, каксейчас, старинная моряцкая песня-шанти. Бесконечным повторением короткогостишка бегущий вгонял себя в некое подобие транса, совмещая строчки со вдохом ивыдохом, с размеренными движениями рук и ног.

Дым от залпов словно шлейф,

ставьте парус, ставьте парус!

Я свищу: ложитесь в дрейф!

Ставьте парус, ставьте парус!

Он бежал, перепрыгивая через поваленные замшелые стволы,ловко уклоняясь от толстых сучьев, огибая валуны, звонко проламываясь сквозьшелестящие заросли высокого бамбука, лавируя меж кривых пальмовых стволов,шлепая по лужам, вспарывая заросли бледно-зеленого папоротника, какэсминец – океанскую воду, перепрыгивая широкие ручейки. Все время забиралвправо – помня, что погоня впопыхах непременно заберет влево. Если толькобудет погоня...

Наконец остановился, унимая колотящееся сердце. Нагнулся,склонился к прозрачному петлястому ручейку, забросил в рот несколько горстейводы и вновь замер, как статуя, обратившись в слух. Глупо было бы долго нестисьсломя голову, пусть даже рассчитывая чуть ли не каждый шаг. Гораздо выгоднееостановиться и как следует прислушаться. Погоня – та же охота, ееучастники частенько предаются азарту сверх всякой меры, ломят, как бульдозеры,перекликаются, подставляются под удар из засады...