Русский Ришелье - Ирена Асе

– Ладно, – Илья Милославский решил сделать вид, что не очень-то Герда была ему и нужна. – Я себе другую найду. Мало ли в этой земле хорошеньких немочек. Не хуже этой курочку в своем курятнике заведу.

– Вот и ладненько, – обрадовался подьячий. – Верно говоришь боярин, хорошеньких немочек тут немало. Без забав не останешься.

Казалось, что спорщики разошлись по-хорошему. Но про себя распаленный желанием Илья Милославский подумал: «Значит, завербовал воевода Ордин-Нащокин. Опять этот Нащокин! Ну, когда-нибудь он у меня еще поплачет! И этот Никифоров тоже».

Когда подьячий и сын Афанасия Лаврентьевича убедились, что находятся на безопасном расстоянии от ушей Милославского, ошеломленный Воин Афанасьевич поинтересовался у подьячего:

– Не пойму, почему это купец сразу не сказал мне, что он – наш лазутчик?

– А он еще не лазутчик. Впрочем, – улыбнулся Никифоров, – то дело поправимое. А я был у государя, тот сжалился над девицей, позволил спасти ее от позора. Так что действовал я по государевой воле.

Тем временем стрельцы развязали Хенрика и Герду и повели их в замок. На прощанье Герда неожиданно бросила на Воина Афанасьевича лукавый женственный взгляд. Когда девушка ушла, молодой Ордин-Нащокин сказал подьячему:

– Она такая красавица!

– И думать забудь! – строго ответил сотрудник приказа Тайных дел. – Она же лютеранка, еретичка. Ищи невесту среди своих, православных.

Через час в старинном замке Юрий Никифоров уже угощал рижского купца Хенрика Дрейлинга жареной курицей и наставлял, как лучше спрятать манифест курляндского канцлера Фалькерзама к рижанам. Напомним, что в этом манифесте канцлер призывал их к переходу в российское подданство. Никифоров объяснял рижскому купцу, как показывать этот документ, подписанный курляндским канцлером, максимально большему числу людей, но при этом не угодить в башню Мук, где, как известно, рижский палач пытал подозреваемых в различных преступлениях.

– Пойми, – объяснял подьячий Никифоров купцу Дрейлингу, – теперь у тебя нет другого пути! Ты никому не сможешь объяснить, почему всех в городе увели в полон, а тебя с дочерью отпустили.

– Действительно, что я скажу?

– А ты скажешь, что не доехал до Кокенгаузена и повернул обратно, бросил товар, чтобы успеть с дочерью удрать. Свидетелей того, что ты был в городе, все равно не останется, всех пленных уведут на Русь. Скажешь, что в последний момент на повозке умчался с дочерью, скинув весь скарб. А вот нанятым тобой возчикам стало жаль товара, они ехали с полными телегами, из-за этого двигались медленно, отстали от тебя, и ты предполагаешь, что жадин наверняка захватили русские. Тебе поверят. Запомни, только мы, русские, знаем о тебе правду. Но если ты предашь нас, правду узнают и шведы. И обойдутся в башне Мук с Гердой похуже, чем собирался это сделать боярин Милославский. Боярин, мужчина красивый, хотел лишь нежно ласкать твою дочь, а палач станет выворачивать ее руки и ноги, рвать раскаленными клещами кусочки плоти из ее тела… Да что ты так побледнел, Хенрик?! Выпей кваса, он приятен в жару…

– Господин, не надо меня так пугать. Вы спасли мою дочь, и я готов верно служить вам, клянусь!

Дрейлинг взял висевший у него на шее лютеранский крестик и поцеловал.

– Только я не пойму, как я смогу служить вам. Я потерял все товары, окончательно разорен. Мне нечего делать в Риге.

– Ну, то дело поправимое. Откуда другим в Риге знать, сколько у тебя было денег?

Рижский купец и не заметил, как в руке у Никифорова оказался маленький мешочек.

– Царь всея Руси щедро жалует верных слуг своих.

Рижский купец Дрейлинг не мог сдержать улыбки, но через секунду здравый смысл взял верх и он подумал: «А мешочек-то совсем маленький. Этот московит не понимает, каковы масштабы рижской торговли. Такая сумма не способна спасти рижского купца от банкротства». Видя его реакцию, Никифоров развязал мешочек и торговец понял, что был неправ. Не серебряные, а золотые талеры лежали здесь. Каждый такой талер весил два с половиной грамма, но был равен по покупательной способности тридцатиграммовому серебряному талеру. Конечно, мешочек не делал Дрейлинга богатейшим купцом Риги, но от банкротства спасал:

– Ты лучше еще раз вспомни, кому и как следует показывать манифест, – посоветовал купцу Юрий Никифоров. – И не держи его в руках, спрячь хотя бы в сапог, коли обнаружат эту бумагу у тебя, ни тебя, ни Герду по головке не погладят.

Наступил вечер. Хенрик Дрейлинг и его дочь Герда были просто горды: их оставили спать в самом замке. (Зачем солдатам было лишний раз видеть купца-лазутчика.) Хенрику даже принесли бутылку бургундского из замкового погреба. «Как бы не спиться», – озабоченно подумал он, но слаб человек – от французского вина все же не отказался.

Когда царь Алексей Михайлович выслушал все доклады, переделал все дела и уже собирался приступить к вечерней молитве (ее государь совершал в любой обстановке), появился верный Юрий Никифоров.

– Итак, – поинтересовался Алексей Михайлович, – завербовал ты этого рижского купца, как я предложил?

…Афанасий Лаврентьевич вместе с сыном Воином смотрели на лифляндскую землю с высоты замковой башни. Было видно, как светятся вокруг замка огни солдатских костров, плавно течет полноводная река, возвышается над ней знаменитая своей красотой скала Стабурагс. Ордин-Нащокин-старший видел, что его сын пребывает в глубокой задумчивости. Афанасий Лаврентьевич решил, что сегодня у молодого человека было много впечатлений: штурм, знакомство с хоть и крошечным, но западным городом.

– Вот ты и увидел второй после Динабурга ливонский городок, – сказал Афанасий Лаврентьевич. – Что ты о нем думаешь?

Сын каким-то странным, отрешенным взглядом посмотрел на отца и ответил:

– Никогда раньше не видел такой красоты…

Отец удивился столь восторженному отклику о маленьком городишке. Знал бы Афанасий Лаврентьевич, что его сын Воин имел в виду отнюдь не красоту маленького небогатого городка, а поразившую его своей красотой внешность Герды.

Ночью дочь рижского купца Герда спала и видела сон: она гуляет по какому-то сказочно красивому саду с молодым человеком. Девушке не видно его лица, но вот он поворачивается и Герда видит: это тот молодой человек, который спас ее. Юноша что-то рассказывает ей на непонятном языке, а Герда обиженно смотрит на него: «Почему он меня не поцелует?» Она ждет, юноша наклоняется к ней. Герда затаила дыхание, а юноша почему-то не целует ее в губы, а зачем-то сильно трясет за плечо. «Что делает этот русский, неужели я недостаточно красива для поцелуя?» – Герде становится так обидно, что она просыпается. Открыв глаза, девушка обнаружила, что отец тряс ее за плечо и говорил: «Вставай!» Рядом стоял Юрий Никифоров.

– Господин говорит, что мы должны уехать из замка ночью, пока армия еще спит, – пояснил Герде отец. – Лошадь и повозка для нас уже приготовлены.

Через пятнадцать минут, когда солнце еще не встало, российский агент Хенрик Дрейлинг и его дочь незаметно покинули Кокенгаузен.