Каста огня - Петер Фехервари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но вам сюда нельзя! — бушевал молодой пилот десантного корабля, напряженно глядя на древний автопистолет в руке нарушителя. — Правила поведения на борту весьма недвусмысленно указывают…
— Сынок, если в мире и есть что недвусмысленное, так это пушка, которая направлена тебе в лицо, — возразил беловолосый безумец, ворвавшийся в кабину. — И еще, может, Слово Императорово, но насчет него я уже не совсем уверен.
— К тому же, Хайме, он уже вошел, — апатично заметил второй пилот. — Бьюсь об заклад, обратно уходить пока не собирается.
Полковник Катлер отвернулся от молодого человека в кресле первого пилота и посмотрел на его более пожилого коллегу, откинувшегося на спинку сиденья. Редеющие седые волосы летчика были собраны в унылый хвостик, из-за которого он смахивал на увядшего ловеласа. Коричневато-красную кожу лица прорезали глубокие морщины, а мешки под глазами висели так же безвольно, как и раздутое брюхо. Энсор прикинул, что мужику хорошо за шестьдесят, и выглядел он на все прожитые годы.
— Как ваше имя, сэр? — спросил полковник, не сумев разобрать надпись на мятом комбинезоне.
— Стало быть, Ортега, сеньор. — Второй пилот изъяснялся весьма театрально, говоря голосом человека, наслаждающегося беседой. — Гвидо Гонсало Ортега, пилот третьего класса с перспективой понижения, Тридцать третий Верзантский «Небесные тени», приданный славному Шестому полку «Буря» в служении его святейшеству, почитаемому Водному Дракону Агилье де Каравахаль, да благословляют вечно его праведные кости эту заразную яму со змеями.
— Это ересь, Ортега! — скрипучим голосом запротестовал его товарищ. — Водный Дракон трудится в Трясине на благо Императора, очищая дикарей и изгоняя ксеносов.
— Водный Дракон несколько лет назад захлебнулся в собственной крови и блевотине, парень. — В тоне Гвидо появилась нежданная горечь. — И то же самое случилось с каждым из несчастных придурков, которых он затащил с собой в Трясину. Нет, Хайме, «Небесные тени» — все, что осталось от Шестого полка.
— Обращайтесь ко мне по уставу, второй пилот Ортега!
— Сынок, ты бы просто управлял кораблем и не мешал старшим разговаривать, — вмешался Катлер, махнув пистолетом в сторону Хайме.
Продолжая негодовать, тот повернулся к приборной панели и выругался, увидев мигающий красный огонек, сигнал, что в двигателе забился еще один фильтр. Десантное судно погрузилось в миазмы «удушливой зоны», или попросту «удавки», жалкой пародии Федры на облачный слой. Летать в плотном скоплении мелких парящих грибков было грязной работой, но спускаться ниже уровня смога было куда опаснее. Флот уже потерял множество птичек в результате атак вражеских «небесных снайперов», высотных дронов, оснащенных смертоносными рельсовыми пушками.
Опытными пальцами пилот переключил несколько рычажков, промывая фильтр. Мигнув, красный огонек погас, и Хайме Эрнандес Гарридо облегченно выдохнул. Следить за фильтрами входило в обязанности Ортеги, но в последнее время этому придурку ничего нельзя было доверить. Хайме много раз жаловался на его расхлябанность, но в Небесном корпусе осталось так мало летчиков, что второй пилот отделался понижением в звании.
Что было намного важнее, рапорт принес Эрнандесу значок Небесного Дозора, награду, которую получали только бойцы, продемонстрировавшие безукоризненную верность. Хайме с гордостью носил серебряный крылатый глаз на лацкане, наслаждаясь видимым отвращением Гвидо. К сожалению, старый козел нанес ответный удар, прибегнув к химическому оружию в виде непрерывно испускаемых газов. В результате боевых действий кабина превратилась в отравленную территорию, соперничающую по ядовитости с наружным смогом.
Если Хайме немного улыбнется удача, то везение Ортеги скоро закончится и на место второго пилота назначат кого-то более молодого и искренне верующего. Дряхлому старичью не место на святой войне.
Металлическая сходня с грохотом обрушилась на берег, и капитан 4-й роты Эмброуз Темплтон, пошатываясь, выбрался из лодки. Все еще не отойдя от морской круговерти, он стоял на рампе и моргал, пытаясь разобраться в хаосе, творившемся на берегу. Искал подходящие слова…
Слепой и связанный, с сердцем разбитым, безглазо танцую симфонию скорби.
Эту строчку Темплтон занес в записную книжку окровавленными руками на полях смерти у Ефсиманских водопадов, лихорадочно заполняя страницы неразборчивыми каракулями. Капитан переносил ужас на бумагу, чтобы тот не поглотил его рассудок. Под своим расфуфыренным мундиром Эмброуз был обычным пожилым человеком, лысеющим и с землистым лицом, но под этой серостью вечно бунтовали беспокойные слова. До восстаний на Провидении Темплтон усердно изучал историю военного искусства, обращаясь к стратегиям прошлого, чтобы дополнять ими тактики будущего. Привычка соблюдать дисциплину сослужила ему хорошую службу во время конфликта, и ученый сделался хорошим офицером, а хороший офицер со временем стал неплохим поэтом. После Ефсимании капитан увидел в материальных потерях на войне материал для своего эпического труда «Гимн воронью».
Хищные падальщики кружат крикливо, бездну потерь людских созерцая…
Лейтенант Тон споткнулся, выходя из лодки, поскользнулся и толкнул Эмброуза так, что оба конфедерата рухнули на полосу прилива. Вытянув руки перед собой, капитан почувствовал, как они погружаются во что-то мягкое и непрочное. Странный объект лопнул, разбрызгивая во все стороны зловонную жидкость. Задыхаясь и отплевываясь, Темплтон обнаружил, что стоит над мясистым скоплением грибков, с виду напоминающим грубую пародию на человека. А затем арканец заметил тусклые глаза, которые смотрели на него с раздутого фиолетового лица… Челюсти, раздвинутые проросшим изнутри корявым грибом с широкой шляпкой… Поблескивающие именные жетоны, вросшие в распухшую шею. Каким-то маленьким чудом Эмброуз не потерял очки и даже смог разобрать фамилию грибковой колонии: «Фалмер, К.А., капрал». Недоуменно сощурившись, он попытался осознать увиденное, замер в поисках метафоры…
…Словно горькие цветы пограничья, в смерти они разрастутся, и плоды их поглотят тех, кто задержится у порога…
Мгновение спустя кожа Фалмера задрожала, пошла рябью, и что-то принялось щипать Темплтона за ладони, остававшиеся внутри грудной клетки капрала. Рядом завопил Тон, да так, что Эмброуз почувствовал отголосок этого звука, резонирующий в нем самом. Капитан понял, что, если выпустить крик на волю, он будет раздаваться вечно, поэтому попытался заглушить эхо новыми…
…словами, что поймают, и похоронят, и отвергнут все грехи…
— Вставай, товарищ капитан Наживка! — гортанно рявкнул кто-то с тем же акцентом, что и моряки на линкоре.
Летийцы, вспомнил начинающий паниковать Темплтон.
Говоривший схватил арканца за воротник и рывком поставил на ноги. Ладони капитана вырвались из трупа вместе со струей ихора, забрызгавшего ему очки. Эмброуз попытался вытереть слизь, но незнакомец ударил офицера по рукам и тут же принялся усердно очищать его одежду. Через жидкую пелену на стеклах Темплтон видел, как с рукавов осыпаются десятки паразитов размером с монету. Эти создания, состоявшие из одних только панцирей, клешней и шипастых отростков, напоминали помесь краба с медузой. Некоторые упрямо цеплялись за кожу капитана, пытаясь вгрызться в плоть, но его спаситель отрывал гадов с ловкостью, явно отточенной на практике.