Как опасно быть женой - Дебра Кент

Если б я и вправду могла щелкнуть пальцами и вернуть старую прическу.

Перед сном я намазываюсь гелем экстрасильной фиксации, стягиваю проволочные кудри в тугой хвост и с омерзением отворачиваюсь от зеркала. Только бы заснуть раньше, чем Майкл ляжет в постель. И вдруг я вспоминаю, что собиралась в пятницу вечером на его выступление в “Рок-амбаре”. Даже с няней договорилась. А теперь мечтаю остаться дома с детьми, чтобы не пугать людей.

Эвану Делани нравится моя прическа, ля-ля-ля-ля-ля!

Мы с Энни отправляемся перекусить и, шагая по извилистой, мощенной камнем дорожке, пересекающей травянистый двор кампуса, вдруг видим Эвана. В одной руке он несет портфель, а другой показывает на свою голову:

– Мне нравится! Новая прическа. Здорово!

У меня вспыхивают щеки. Я смущенно отвечаю:

– Спасибо.

Меня тянет к нему неодолимо, словно подводным течением.

– Правда, весьма и весьма пикантно. – Эван одобрительно смотрит на мои волосы, а затем украдкой оглядывает меня целиком.

Я подавляю желание спросить: “Честно? И тебе не кажется, что это какой-то ужас? У тебя не пропал аппетит? Ты не считаешь мой поступок идиотским? Я тебе случайно не напоминаю одного из “Трех оболтусов”? Точно-точно? Уверен?”

– Спасибо, – повторяю я.

– Ну что, через две недели увидимся?

– Конечно. Непременно. – Все мое тело, до самых кончиков пальцев, покалывает от восторга – Эван сделал мне комплимент!

– Это еще кто? – спрашивает Энни, оборачиваясь и выгибая шею.

– Кто?

– Да вот этот симпатяга. Которому понравилась твоя прическа.

– А-а… Эван Делани. Медиевист.

– Так, так. – Энни улыбается, не сводя с меня глаз.

– Что?

– Ничего.

– Говори.

– Он на тебя запал.

– Чушь! – Я выдерживаю паузу. – В каком смысле?

– Сама прекрасно знаешь. И он просто супер.

– Разве?

– Не прикидывайся.

Мы проходим мимо Народного зала. Я смотрю на свое отражение в окне и восхищаюсь “дамой, в недавнем прошлом скучной”. Как там сказал Эван? Ах да. Пикантно.

Да ниспошлет Господь благодать свою на изобретателя спандекса, в брюках из коего я стройна и длиннонога. Зато в розовой майке слишком заметна дряблость под мышками, поэтому я надеваю серую хлопковую кофточку с рукавами три четверти – еще одна конструктивная находка, заслуживающая всяческого восхищения и благодарности. Потом откапываю в шкафу черные босоножки на высоченном каблуке, которые купила на чью-то свадьбу, но почти не носила: в них у меня кружится голова. Очередь макияжа. Тут все по полной программе, как на собеседование, встречу выпускников или первое свидание. Зеленая база от прыщиков, желтая – от кругов под глазами, увлажняющая основа и, наконец, рассыпчатая минеральная пудра. Затем аккуратно, крохотной щеточкой, – краска для бровей. Подводка для губ цвета бургундского, такая же матовая помада, мазок блеском по центру нижней губы для создания эффекта полноты по советам модных журналов. Гранитные тени: один тон для века, другой под бровь, два слоя черной туши, не образующей комочков. Немного румян, тщательная растушевка – и макияж готов. Обрызгиваю себя “Хэппи”, выдавливаю на ладонь шарик укладочного мусса, провожу пальцами по своим пикантным кудряшкам, в последний раз обговариваю все-все-все с няней, целую детей и прыгаю в машину.

“Рок-амбар”, по обыкновению, пуст. Студентам не очень интересно слушать престарелых рокеров, а взрослым во вторник вечером и вовсе не до того: у всех домашние обязанности, дети. Поэтому в зале только я в своем спандексе, морщинистый бармен Руни, пьянчужка в черном топе и две секретарши из офиса Джо Паттерсона в джинсах с эластичными поясами. Я вхожу, пошатываясь на каблуках. Майкл посылает мне воздушный поцелуй. В “Рок-амбаре” темно как в склепе, но мой муж упорно выходит на сцену в черных очках. Барри Сандерс дезертирует в туалет. Помнится, его жена что-то говорила о простатите.

Дверь распахивается; с улицы веет сыростью. Наверное, пришла Марша Симмонз, руководительница группы девочек-скаутов, куда ходит Люси. Муж Марши, Нед, выволок из подвала старую ударную установку и угрожает присоединиться к “Раздолбаям” – еще одному адвокатскому ансамблю. На последнем собрании, пока девочки мастерили из носков кукол для спектакля в доме престарелых, Марша сказала, что хочет посмотреть, где играет мой муж, прежде чем дать Неду свое “благословение”.

Однако пришла не она, а незнакомая миниатюрная девушка. Джинсовые шорты, босоножки на платформе с блестящими заклепками и прозрачная пейзанская фитюлька, не закрывающая пупка. Чуть покачиваясь под музыку, она садится за столик недалеко от меня, и я вижу личико сердечком, гладкий высокий лоб, большие глаза и пухлые блестящие губы. Но самое потрясающее – ее волосы, длинные, до талии, темные, раскачивающиеся в такт движениям. Столь юные и привлекательные пташки редко залетают в наш “Рок-амбар”. Интересно, кто это такая?

Красотка, похоже, не в силах оставить в покое свою гриву. Она то забирает ее наверх, открывая шею, то распускает, каскадом рассыпая по спине. Накручивает локон на палец, отводит за ухо. Снимает с запястья резинку и стягивает всю копну в хвост. У меня возникает смутное желание отхватить это непотребство садовым секатором и отослать изготовителям париков. Фантазия наполняет меня порочной радостью.

Девушка кладет подбородок на руки и приклеивается взглядом к сцене. Я подвигаю стул чуть вперед, чтобы увидеть, на кого она глазеет, и с тупым ударом в груди понимаю, что на моего мужа.

Бас-гитарист, а по совместительству служащий юридической библиотеки Уолтер Шоуп доигрывает последние аккорды “Бродяги”, после чего к микрофону выходит Джо.

– А сейчас, дамы и господа (я впервые по достоинству оцениваю его умение создавать иллюзию присутствия настоящей публики), представляю вам нашу гостью из самого Майами-Бич! Встречайте… Эдит Берри!

Девушка, за которой я наблюдала, встряхивает головой, распуская по плечам волосы, и уверенно направляется к сцене. Майкл, улыбаясь, смотрит, как она опускает микрофон. Раздаются звучные вступительные аккорды, и я сразу, с какой-то обреченностью, узнаю “Лихорадку” Пегги Ли. Эдит Берри запевает низким, сочным голосом, и мне уже хочется не просто отрезать ей хвост, но отрубить голову. А заодно закричать: эй, здесь же играют рок-н-ролл! Уберите эту девку со сцены!

Эдит поет вторую песню – собственного сочинения.

– У меня на подушке твой запах, – мурлычет девица, – он меня сводит с ума.

Майкл выходит вперед и играет соло. Эдит, закрыв глаза, раскачивается, кивает головой и периодически стонет всякие пошлости. После очередного “Да-да, папочка!” и “Так, так, милый”, я еле сдерживаюсь, чтобы не выскочить на сцену. Выхватить бы у нее микрофон и заорать: “Он тебе не папочка и не милый! Катись-ка ты, Эдит, домой вместе со своими длинными патлами, шортами и тощей задницей!”