Даже для Зигги слишком дико - Сильвия Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя понять Джима, не поняв его отношений с отцом. Он ненавидел армию и всё, что с ней связано. Он ненавидел всю подлую дребедень соперничества между самцами, их презрение к женщинам и желание насилием доказывать свое превосходство… И одновременно он стремился быть всем тем, что он так ненавидел. Хотел походить на отца. Хотел иметь железный характер и военную выправку. Хотел быть лидером в любой группе самцов, хотел быть королем джунглей. И, конечно, стремился тиранить и подавлять женщин, вертеть ими по собственному произволу. Женщин он мыслил только как рабынь. Впрочем, вернемся к Электре. Та, греческая Электра, помогла брату убить их мать и ее любовника. Электра была как бы женской составной частью характера Моррисона. В одиннадцатиминутной песне «Конец» об этом четко сказано: «Мама, я хочу…» Ну, дальше вы, конечно, сами помните. Поэтому вообразите, какое глубокое символическое значение имел для Джима тот факт, что фирма грамзаписи называется «Электра»!
Шумный успех вылился в то, что в Лос-Анджелес прилетел немецкий телебосс и уговорил Рива вести еженедельную передачу на немецком телевидении. Продюсер имел в виду что-то забойное, типа Опра Уинфри берет интервью у Майкла Джексона, только при этом воображает, будто она и есть Майкл Джексон!.. В конце концов получилась смесь обычного европейского телетрёпа со знаменитостями в паузах между их песнями и танцами — и американского разнузданного ток-шоу со всяческими чудаками и придурками, которые периодически вцепляются друг другу в волосы. Словом, пели, танцевали, болтали, экзотические гости излагали свои экзотические теории, и все это действо совершалось под руководством Рива.
Передачу окрестили «Хвост ящерицы». Успех был оглушительный. Все ее смотрели, каждый был не прочь в ней поучаствовать — от угрюмых личностей, везде прозревающих глобальные заговоры, до проезжих рок- и поп-звезд. К примеру, однажды явился учитель, который требовал включения поэзии Джима Моррисона в школьный курс литературы, а некий медиум поведал, как он общается с Джимом: тот живет в особо огороженном участке рая, потому что и в раю знаменитостей достают фанаты.
Мелькнул молодой человек лет двадцати с чем-то, который был довольно похож на Джима Моррисона — он величал себя его незаконным сыном. Якобы в шестидесятые его мать была на концерте «Дорс» в Лондоне, тот встретился с ней глазами, прожег ее взглядом до голого тела — и ночь она провела с ним в отеле. Потом она благополучно вышла замуж за богатого издателя, стала чинной гамбургской домохозяйкой и до последнего времени сохраняла тайну рождения своего старшего сына. Проболтался мнимый отец — в сердцах, во время ссоры с сыном, назвал его выблядком толстопузого лос-анджелесского рок-поэта, пьяницы и хвастливого Бодлера для неразборчивых, который пропил и профукал данную ему крупицу таланта и дал дуба в ванной, захлебнувшись собственным жиром. С матерью случилась истерика, пришлось вызывать «скорую». Когда сын захотел обратиться к родственникам Моррисона, провести анализ ДНК и внести полную ясность в вопрос отцовства, мать наотрез отказалась ему помогать. Тогда он официально сменил свое имя на Джеймса Андреаса Моррисона, и возглавляемая им рок-группа уже так раскрутилась, что известный лейбл намерен выпустить ее первый альбом.
Выступил в программе и один ветеран рок-движения, вроде бы старый друг Моррисона, с которым они на пару «тысячу раз» баловались кислотой. Теперь ветеран присоединился к модной кампании «Рок без наркотиков» и переходил из шоу в шоу с филлипиками против страшного зелья. В беседе с ним Рив сказал:
— Я думаю, Джим экспериментировал с наркотиками только потому, что эпоха была такая — все кругом экспериментировали. Доживи он до нашего времени, он бы с этой ерундой давно завязал. Сам я к наркотикам и не прикасаюсь, проще сунуть дуло пистолета в рот — быстро и не больно. — Аудитория поддержала его аплодисментами. — Я вообще-то даже не пью. Если мне в компании суют бутылку пива, я для приличия опрокидываю ее в рот, но запираю горлышко языком. Много-много лет назад, по молодости, я попробовал кислоту — хотел испытать на себе то, что испытал когда-то Джим. Чушь собачья — никому не дано испытать точно то, что испытал другой человек. Вжиться в его образ можно, но чтобы действительно чувствовать как он — пустая мечта.
Однажды в студию пришел владелец магазинчика рептилий — с коробкой, в которой копошилось нечто немыслимое.
— Вот вам настоящий «король ящериц», — сказал он. И зрители на крупном плане увидели нескольких коричневых крохотных ящериц, которые в тесноте своего убежища неразрывно сплелись длинными хвостами. Они тормошились в разные стороны, однако разбежаться не могли. В природе они просто погибли бы от голода.
Этому рептилиеводу досталась честь вручить награду победителю викторины для самых джимформированных зрителей — пояс из кожи ящерицы, который некогда носил Джим Моррисон, величавший себя Королем Ящериц.
Побывал в программе и тот восточно-германский поэт, который сочинил замечательное стихотворение про хвост, тоскующий по ящерице. Выступила австралийская группа поющих двойников «Дорс». Не побрезговал зайти и Билли Айдл, гастролирующий в Германии. Когда он исполнял свою версию «Женщина из Л-А», которая должна была войти в его новый альбом, Рив вскочил на сцену и стал подпевать. Наутро газеты комментировали, что по прикольности один другого стоил, Рив даже переигрывал Билли по жару исполнения.
Музыкальный критик сформулировал глубже: «Что приятно поражает в выступлении Рива, так это отсутствие вселенской усталости, которая исходит от большинства рок-певцов, которые знамениты больше чем три года: мол, столько я напелся-навыступался, что в гробу я видел все эти концерты и всех вас. Тот же Джим Моррисон очень грешил этой позой. Вспомните знаменитый инцидент 1969 года, когда его арестовали за обнажение члена на сцене. Теперь этот эпизод приводят как доказательство его хипповости, бунтартва, гиперсексуальности, преданности высокому искусству и еще черт знает чего. А правда незатейлива — он был пьян в стельку. Все у него вызывало отвращение: и публика, и концерт, и необходимость петь. В глубине души ему было на всех и вся наплевать. Он не помнил слов. Он спотыкался на сцене.
Да, зрители пришли поглядеть на его выходки. И все-таки в первую очередь они пришли за его песнями. А петь-то как раз не хотелось — и не пелось. И публика начала потихоньку звереть. На ненависть она внезапно ответила взаимностью. И тогда Джим начал публику дразнить: „А не желаете ли взглянуть на мой член?“ И поскольку в тот вечер ему было больше нечем поразить фанатов, он действительно вытащил из штанов свой член. Дряблый и крохотульный, скукожившийся. В этом членчике не было ничего хиппового, бунтарского, суперартистичного или гиперсексуального. Просто что-то мягкое, болтающееся — как дохлая рыбешка, когда держишь ее за хвост.
Все рок-звезды в какой-то момент приходят к осознанию полной бессмысленности того, что они делают. Одни раньше, другие позже. Одни прилежно скрывают свое открытие, другие им даже бравируют. Но эта трагедия случается с каждой звездой. Только Рив никогда не будет страдать от бессмысленности своего дела, потому что он выступает не ради себя. Эгоизм абсолютно выметен из него. Он своего рода религиозный фанатик, у него даже характерный для фанатика постоянный блеск в глазах. То есть вот человек, который незыблемо уверен — он обрел правду, и его труд исполнен великого значения. Это значение дано ему свыше и навсегда. В определенном смысле Джиму Моррисону стоило умереть, чтобы родился такой вот Рив».