Клуб первых жен - Оливия Голдсмит

Бренда перечитала письмо, медленно покачивая головой.

– Это что же, предсмертная записка самоубийцы?

– Хуже. Это письмо обо всех нас.

Было всего лишь начало восьмого утра, но Анни уже чувствовала себя замученной. После похорон Синтии, выходных, проведенных вместе с Аароном в Бостоне, и вчерашних слез Сильви при прощании с Крисом этот день обещал быть одним из самых тяжелых для Анни. Она успела собрать не только все необходимое для Сильви, но еще и массу ненужных вещей и дала распоряжение носильщику отнести багаж вниз. Приготовив в дорогу пакет булочек с маслом и фрукты, она позвонила в гараж удостовериться, что Хадсон с машиной будет у подъезда ровно в восемь. Анни не держала личного шофера, но Хадсон был одним из тех владельцев лимузина, которые искренне старались угодить очень немногим «своим леди». Сдержанный и любезный, он всегда был готов доставить Анни в «Сакс», к Мортимеру, Кеннету и в другие престижные места. Но сегодняшняя поездка отличалась от прежних.

Анни хотелось насладиться последними минутами спокойствия. Скоро нужно будет будить Сильви, и она старалась оттянуть этот момент. Удобно устроившись на кухне, Анни переживала оставшиеся мгновения, когда дочь была с ней, дома. Все хорошо, в последний раз все хорошо.

Мысленно оглядываясь назад, Анни ясно видела, что ее жизнь можно было разделить на два этапа: двадцать семь лет до рождения Сильви и шестнадцать после. Незначительные перемены в жизни – окончание института, вечеринки, переезды с места на место – не затрагивали ее душу, но рождение детей, смерть близких, любовь и потеря любимого человека навсегда оставили глубокие следы на сердце.

Появление на свет Алекса и Криса было замечательным, чудесным событием, но это случилось в тот момент, когда Анни еще только мечтала о жизни, но не жила. С рождением Сильви она как бы очнулась. Сильви стала той проблемой, которую не помогли решить молитвы и терпение. Поэтому Анни сразу повзрослела, пройдя через вину, боль, гнев и отчаяние. «Жаль, что это не произошло хотя бы несколькими годами раньше», – думала она.

Иногда ее одолевало беспокойство за Алекса, за своего обожаемого, Богом данного сына. Действительно ли ему хотелось изучать медицину? Анни вздохнула. Любая мать была бы счастлива, если бы ее сыновья не баловались наркотиками, имели бы благодарность декана и хотели поступить в медицинский колледж. Но Анни волновалась, что Алекс, возможно, оказался под давлением амбиций и социальной среды, как это однажды случилось с ней самой.

«А Крис? Что будет с ним?» – размышляла Анни. Он был вторым ребенком в семье, жизнерадостным и оптимистичным, но Аарон всегда покровительствовал Алексу, а сама Анни была целиком и полностью поглощена Сильви. Крис ушел из Принстона и работал с отцом в рекламном агентстве. Было ли это с его стороны попыткой привлечь внимание Аарона? Крис работал на совесть, Алекс тоже, и оба, похоже, преуспевали. Но было ли им хорошо? Действительно ли с ними все в порядке? Остальное не имело значения.

Сильви, вот кто помог Анни по-новому осознать жизнь. Рождение дочери заставило отбросить ее общепринятые идеалы и «переоценить ценности». Сколько ты зарабатываешь, как выглядишь, чего достиг, какие у тебя знакомства, связи, деньги – все это, даже твой ум, не имело никакого значения. Любое понятие, тщательно отшлифованное в голове Анни, любой идеал – все это потеряло значение и смысл. Католицизм. Мила, привлекательна. Игнорирует неприятности. Нет, нет. Все неправильно. И мир представляется до боли жалким и смешным, если один раз ты отверг эти общепринятые ценности.

Анни посмотрела в окно, за Ист-Ривер, наблюдая за восходом солнца в этот последний для Сильви день дома. Солнце выпустило яркий луч, и он прорезал городской ландшафт внизу.

«Все на земле во власти Божьей: Все, что на ней, и мы тоже».

Много лет назад Анни отошла от католической веры, перестала молиться. Но сейчас Анни нуждалась в утешении, в тех молитвах, которые дали бы ей силу.

«Сегодня Сильви покинет меня», – повторяла Анни. Она уже давно плакала тайно, по ночам, когда оставалась одна. Сильви очень расстраивалась, когда мама плакала. Анни знала, что Сильви будет трудно пережить расставание, но знала и то, что дочь живет сиюминутными событиями, и, если эти минуты вдали от дома будут заполнены общением с друзьями, игрой с котенком, вкусной едой и теплым отношением окружающих, Сильви будет хорошо. «А как же я? Аарон думает, что я расстаюсь с Сильви для собственного благополучия, но он не прав. Этот поступок – как подарок для Сильви, – думала Анни, – это самое трудное решение, которое я когда-либо принимала в жизни. – Анни вытерла слезы и тяжело вздохнула. – Возможно, это начало нового этапа моей жизни: жизни без Сильви».

Для Сильви тоже все будет по-новому. Но ей необходим этот интернат, несмотря на протесты Аарона и Алекса. Анни понимала, что происходило с дочерью. День за днем, год за годом подрастая среди других детей, которые были умнее, сообразительнее, быстрее, Сильви становилась все более заторможенной и одинокой. И Анни видела, что не может дать Сильви того, в чем она нуждалась, так же, как некогда и ее собственная мать.

Но в отличие от нее Анни боролась за Сильви, разыскивая школы и интернаты, пока не нашла «Сильван Глейдс». И хотя отдать свою девочку в чужие руки стоило ей невероятных усилий, она обязана сделать это. Крис, благослови его, Господи, видел, что его сестренка нуждается в этом интернате, поэтому соглашался с Анни.

Ирония судьбы заключалась в том, что Аарон долгие годы обвинял жену в чрезмерной заботливости по отношению к Сильви, в том, что она «портит» ребенка. Он пытался представить свои доводы как самоотверженное участие в судьбе дочери, но Анни знала, что, наоборот, Аарон не смог даже просто по-родительски полюбить Сильви. Ребенок с болезнью Дауна никак не вязался с имиджем Аарона, с его собственным представлением о себе. Глубоко в душе он был уязвлен, и со временем, пока росла Сильви, это чувство не уменьшалось, а увеличивалось. В десять лет Сильви не была такой милой, какой была в шесть, а в шестнадцать она не была милой вообще. Для Аарона она была просто дефективной.

Разумеется, после рождения Сильви их отношения изменились. Роды были тяжелые, Анни поправлялась очень медленно и долгое время была подавлена. Аарон так и не смог утешить и подбодрить ее. Столкнувшись с несчастьем, он попытался убежать от него. Аарон хотел, чтобы Анни сама преодолела «этот барьер», и, когда их интимные отношения наконец возобновились, Анни уже не испытывала оргазма. Никогда. С того времени и до сегодняшнего дня.

Поначалу Аарон пытался быть терпеливым. Анни сделала небольшую операцию, прошла курс лечения, ей прописали транквилизаторы. Долгое время они просто жили. Но теперь ущербной в глазах Аарона стала выглядеть и Анни. Для него это было уже слишком. Аарон прочел о докторе Розен, сексопатологе, и в конце концов настоял, чтобы Анни проконсультировалась у нее.

Доктор Розен помогла ей открыто взглянуть на ее собственную жизнь. С ее помощью Анни поняла, как мало дала ей мать, как зла и одновременно печальна была она сама. Кончилось тем, что Анни привела к ней и Аарона. Тогда доктор Розен помогла ей решить некоторые проблемы их семейной жизни. Она убедила Анни найти специнтернат для Сильви. А потом Аарон ушел от нее, и доктор Розен отказалась продолжить лечение, так как Анни решила не сдаваться и сделать все, чтобы сохранить семью. И именно теперь, когда Анни больше всего нуждалась в поддержке, она чувствовала себя брошенной, отвергнутой врачом. «Вы все еще живете в мире снов. Отказываетесь видеть реальность. Больше я ничем не могу вам помочь».