Пряный аромат Востока - Джулия Грегсон

Она отметила, что он скверно выбрит – на подбородке остался кустистый пушок, рядом был виден порез, залепленный клочком ваты.

Официант вручил ей меню. За соседним столиком раздался взрыв смеха. «Молодежь», как пожилые пассажиры именовали всех, кто был моложе тридцати, пробовали друг у друга кушанья. Роза и Тори сидели с двумя женщинами, имена которых она не знала, и молодым чиновником по имени Найджел. Роза засмеялась, и светлая прядь упала ей на лицо. Молодой морской офицер наливал вино в бокал Тори. Та кокетливо хлопала ресницами. Недавно она призналась Виве, что ей хочется любви.

– Извините за опоздание, – сказала Вива.

– Я и не заметил, – буркнул Гай. Он невольно встретился с ней взглядом и тут же отвел глаза.

– Вы уже заказали себе что-нибудь?

– Еще нет.

С тяжелым чувством долга она взяла в руки меню.

– Так что вы хотите?

– О господи, если бы я знал.

– Sole Véronique из дуврской камбалы – блюдо дня. Полагаю, очень вкусное. – На самом деле она понятия не имела, но надо же было что-то сказать. – Еще стейк Россини. Лобстер термидор. – Блюда на «Императрице» были потрясающие; кто-то сказал, что это как-то зависит от того, что кухонные плиты топили дровами. – Как хорошо, – добавила она, – что сегодня в меню есть Pommes Dauphinoise («Картофель Дофинуа»[15]).

– Вообще-то, я тоже умею читать. – К его лимитированному инструментарию общения добавился нервный сарказм.

– Извините, – сказала она.

Поначалу она честно пыталась с ним общаться: спрашивала, рад ли он, что едет домой. – «Не очень». – Какими видами спорта он занимался в школе. – «Никакими». – И сейчас она могла бы восхититься росписью стен, красивыми светильниками, спросить, какую песню наигрывал пианист, но ее терпение было уже на пределе.

– Воды?

– Да, пожалуйста. И, – он посмотрел на нее с едва скрытой наглостью, – бутылку Pouilly-Fuissé[16]. Официант!

В первый вечер она обидела его, спросив, позволяют ли ему родители пить вино, и он не простил ей этого. «Неужели вы не понимаете, что мне уже восемнадцать лет, а не восемь? – заявил он. (Миссис Баннистер говорила, что ему шестнадцать, да он уж точно и не выглядел старше, но Вива не стала спорить.) – Не понимаю, почему мои родители решили, что мне нужен сопровождающий».

– Так что насчет меню? – спросила Вива. – Вы готовы что-то заказать?

– Пока нет. – Он загородился меню.

Она намазала маслом булочку, послушала смех за другими столиками и пианиста, игравшего «Clair de Lune» («Свет луны») Дебюсси.

«Должно быть, вот так люди чувствуют себя в несчастливом браке, – размышляла она. – Бесконечная вереница проплывающих мимо блюд, которые вы не хотите есть вместе; разговор как утомительная работа, ментальная форма нудной домашней уборки».

– Я закажу себе «Турнедо Россини»[17], – сказала она. – Средне прожаренное.

Когда принесли блюдо, она слушала стук ножей и вилок по тарелке, наблюдала за немолодой четой супругов за соседним столиком, которые тоже ели в полном молчании.

– Сегодня суббота, – сказала она ему. – В бальном зале будет играть оркестр. Кажется, довольно приличный. Вы хотите пойти?

– Нет, не хочу. – Он тяжело вздохнул и капризно выпятил губы.

– Ну а есть ли что-то, чем вы хотели бы заняться? – Ох, честное слово, иногда ей хотелось отвесить ему хорошую оплеуху.

– Просто говорить.

– Великий Угрюмец, – пробормотала она еле слышно.

На кондитерской тележке прибыли лимонный пирог с меренгой, фруктовые желе, яблочное суфле, мороженое и индийские джалеби, которые показались ей слишком приторными.

– Еще вина, сэр? – Официант сиял улыбкой. – У нас есть очень приятное Beaumes de Venise[18], оно прекрасно сочетается с crème anglaise. Мадам?

– Благодарю вас, мне только лимонную меренгу. – Она допила свой бокал. – Думаю, нам достаточно.

– А я хочу бутылку Beaumes de Venise, – заявил официанту Великий Угрюмец. Потом опустил голову и с вызовом посмотрел на Виву, напомнив ей молодого бычка, готового броситься в драку.

– Кто будет платить за это? – поинтересовалась она сердитым шепотом, когда официант торопливо удалился.

– Мои родители, – чопорно заявил он. – Не волнуйтесь.

Она глядела на «молодежь», болтающую, смеющуюся, поднимающуюся по ступенькам наверх, и ей ужасно хотелось хорошенько врезать ему промеж ушей – вот было бы славно! Столовая пустела, а Гай опять хмуро глядел на Виву с едва скрываемым презрением.

– Ваши родители будут в Бомбее, когда мы прибудем туда? – нарочно спросила она, зная, к чему это приведет.

– Не знаю. – Прищурясь, он разглядывал кого-то за ее спиной, давая понять, что для него они гораздо интереснее, чем Вива. А ей внезапно захотелось заставить его хоть что-то почувствовать – обиду, смятение, чтобы он понял, что она тоже живой человек.

– Моих родителей там точно не будет, – сообщила она.

– Почему? – Это был первый вопрос, который он ей задал.

– Мои родители и сестра умерли в Индии, когда мне не исполнилось и десяти лет. Вот почему я приехала в Англию. Сейчас я возвращаюсь туда отчасти для того, чтобы забрать их вещи. Там осталась пара сундуков.

Он посмотрел на нее поначалу так отрешенно, что ей даже показалось, что он не слышал ее слов. Потом встал, уронив стул.

– Они были убиты? – На его лице был написан неподдельный, даже чрезмерный ужас. – Их убили индийцы? – Он поморщился от отвращения.

Стыд зашевелился у нее под ложечкой и разлился по грудной клетке. Ей даже не верилось, что она высказала все это именно ему, ведь менее подходящего собеседника еще надо поискать. Но было слишком поздно – казалось, его ужасно поразила ее история.

– Нет. – Она выставила перед собой ладони, словно успокаивая его.

– Их застрелили?