Жена русского пирата - Лариса Шкатула

— Но ведь я — беспартийный, — подчеркнуто несмело начал Черный Паша: для выбранной им роли скромного трудового парня как раз подходил такой тон.

— Вы сможете вступить в нашу партию!

— А меня… примут? Я ведь всю жизнь на море — кочегаром, рыбаком. Если что спросят — толком и сказать не смогу!

— О, я вам с удовольствием помогу! — воодушевился Первенцев. Международное положение расскажу, устав подучим. Партии нужны верные, надежные люди! А если товарищи узнают, что вы меня от белых спасли, приютили, это тоже произведет хорошее впечатление…

Катерина с изумлением наблюдала превращение своего властного решительного мужа чуть ли не в робкого просителя. Зачем ему это нужно, Катерина могла только догадываться: от молодого дипломата в полной мере зависело их будущее. А значит, и будущее их ребенка! Дмитрий сказал, что родится мальчик, и Катерина уже не сомневалась — так и будет! Они по очереди ложками хлебали из котелка кулеш, а она вся превратилась в слух: жить в большом городе, в Москве, в столице! Ей, простой крестьянке, которая раньше вообще никуда не выезжала из своего села! Сердце в груди замирало от предчувствия великих событий.

А их товарищи в это время на другом конце телеги говорили о чем-то своем, и это маленькое пространство между ними с каждой минутой расширялось, разводя их в разные стороны, чтобы уже не соединить никогда!

— Тебе просто привиделся дурной сон! — успокаивал Ольгу Флинт. Накануне мы о твоем муже вспоминали, вот он и приснился!

— Нет, его действительно убили, я чувствую… Наверное, я потому и боялась о нем думать, что предчувствовала самое страшное!.. Это ничего бы не изменило, но когда я только глянула на Ямщикова, то сразу поняла: встреча с ним — не к добру!

— А кто такой Ямщиков?

— Начальник белой контрразведки. Когда-то, видимо, между ними что-то произошло, в чем-то Вадим уличил его при всех — он был честнейший человек! А Ямщиков, будучи злопамятным, не мог не отомстить!

— Наверное; ему это было нетрудно. В военное время заподозрить человека в шпионаже…

— Или в дезертирстве!.. И вот я стала вдовой, не будучи женой! Можно подумать, что любовь, семейное счастье — не для женщин нашего рода!

Фонарь "летучая мышь" раскачивался на мачте и бросал причудливые мрачные блики на маленький клочок их жизненного пространства. Со всех сторон фелюга была зажата непроницаемой тьмой, а рокот моря за бортом добавлял краску жути в скупую ночную палитру.

Как-то само собой получилось, что, успокаивая Ольгу, Флинт присел на краешек её ложа, а она, вскочившая на колени и дрожащая, как в ознобе, прижалась лицом к его груди. Он замер, боясь пошевелиться.

— Княжна и простой моряк — русская народная сказка, — сказал он в темноту.

— Я об этом никогда не думала, — удивилась Ольга его горькому тону. — Мне казалось, мы прежде всего — товарищи по несчастью…

— Не думала, но чувствовала. И презирала, да?

Ей показалось, глаза его сверкнули в темноте. Что это с ним? Отчего срывается его голос и так отяжелела лежащая на её плечах его рука?

— И вовсе не простого моряка стала бы я презирать!.. Но работорговца… Или ты считаешь приличным такое занятие?

Флинт нехотя отодвинулся от нее.

— Наверное, в глазах порядочного человека это выглядит мерзко… Я вел себя как последний идиот! Подумать только, обиделся на судьбу: мол, не погибни отец-дворянин, и я мог бы не беспокоиться о своем будущем. Династия морских офицеров Романовых! Казалось, это решено раз и навсегда… И вдруг чистый горизонт затянуло мглой — я оказался за бортом жизни и даже не сделал попытки выплыть. Опускался все ниже и ниже, будто мстил своему ангелу-хранителю за чудовищный недосмотр! Притом ещё и хотел уважения от других!

Флинт почувствовал, что она улыбается в темноте.

— Ты смеешься надо мной?!

— Подожди! — Ольга схватила за локоть вскочившего Флинта. — Просто наши судьбы схожи… Вряд ли кому-нибудь из моих родственников могло прийти в голову, что я стану цирковой артисткой. Только, в отличие от тебя, я никому не мстила, а просто зарабатывала на хлеб. Это были мои первые трудовые деньги, и они мне дороже всех фамильных сокровищ!

Они молчали.

— Ты изменил курс? — как бы между прочим, спросила Ольга и почувствовала, что он тоже улыбается.

— Значит, заметила? Ну и выдержка! А сказала только сейчас!

Действительно, ближе к вечеру Флинт вдруг засуетился, стал поворачивать парус, и Ольга отметила, что на компасе курс норд-ост сменился на норд.

— Ждала, что ты сам объяснишь.

— Пистолет-то тебе все равно долго доставать! Пока отвяжешь… Скажу, чего уж там! Я поначалу вовсе не собирался везти тебя на Азов. Во-первых, это было глупо и опасно: в одиночку такие дела заведомо обречены на провал. Думал, отвезу в Новороссийск, и с глаз долой! Там тебе легче будет устроиться. В крайнем случае, до Екатеринодара рукой подать. Я ведь не думал, что захочу… быть рядом с тобой!

— А теперь?

— А теперь — хочу! — он пододвинулся к Ольге и положил её голову себе на плечо. — Теперь пусть только кто посмеет к тебе притронуться — горло перегрызу!

— А насчет пистолета ты зря сомневался! — Ольга приставила браунинг к виску Флинта. — Не так уж много времени мне понадобилось!

Она убрала пистолет.

— Да, ощущение не из приятных. Смерть у виска. И глаза, бьюсь об заклад, — сейчас они у тебя вовсе не зеленые, а серые.

— И тебе я больше нравлюсь безоружная, — пошутила Ольга, и слова эти пришлись прямо ему в ухо, потому что Флинт все крепче прижимал её к себе, так что их головы в конце концов соприкоснулись.

— Мне двадцать два года, — шептал Флинт, как будто среди ночного безбрежного моря кто-то мог их подслушать, — у меня за душой — ни гроша, только эта лодка! Но я клянусь тебе, Ольга, слышишь, что костьми лягу, а сделаю все, чтобы ты жила, как и положено княжне, — кто бы ни победил в этой войне!.. Одно меня пугает: а вдруг, как и с Вадимом, твое чувство ко мне — только мираж, и ты внушила себе то, что вовсе не чувствуешь?

Ольга растерялась. Неужели она производит впечатление человека легкомысленного, способного менять свои привязанности, как перчатки? Что делать? Никаких примеров из жизни или романов она вспомнить не могла. Одна Татьяна Ларина пришла на ум со своим письмом: "Другой! Нет, никому на свете не отдала бы сердце я… То воля неба — я твоя!" Флинт, пожалуй, ещё обидится насчет "воли неба".

— Разве у нас нет времени обоим в этом убедиться? — спросила она.

— Есть, — легко согласился он, — потому я, пожалуй, подожду, тем более что у нас начнутся великие события… Ты не передумала ехать к Черному Паше?

— Нет. Там же Катя! Алька!