Закон бутерброда - Титью Лекок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристоф и Марианна прочли ответ Поля одновременно и обменялись недоуменным взглядом. Марианна пробормотала:
– Сколько ж ему лет? Двенадцать?
< Кристоф > Марианна спрашивает, сколько тебе лет, 12?
< Поль > Овца. Мне 20
< Кристоф > Марианна считает, что если ты говоришь 20, значит, точно врешь; она думает, тебе 18. Точно?
< Поль > Овца в квадрате. 19
Марианна положила руку Кристофу на плечо и, пристально посмотрев на него, проговорила:
– Ты отдал мою жизнь в руки девятнадцатилетнего мальчишки?
– Но я же не знал. Я тебе говорил, мы не знакомы.
Они вместе смотрели на экран. Марианна прошептала:
– Значит, он даже школу еще не кончил…
Они расхохотались.
< Кристоф > А ты уже знаешь, кем станешь, когда вырастешь?
< Поль > Мудилы. Прям как мои родители. Между прочим, это я вам нужен, а не вы мне
< Кристоф > Ок, не дуйся. Просто мы удивились.
< Поль > Ненавижу
< Кристоф > В твоем возрасте так и положено.
Марианна постучала ему по плечу:
– Эй, не гони, в девятнадцать все на свете бесит. Он реально обидится.
< Кристоф > Марианна спрашивает, ты все время живешь с родителями?
< Поль > Недолго осталось. Найду, как срубить бабла, и слиняю
Марианна всплеснула руками:
– Ну, тогда все понятно! Он все время торчит в сети, потому что его задолбало сидеть на каникулах с родителями. И кидается на всех, потому что совсем мальчик.
Она замолчала и посмотрела на Люка:
– Он глаза трет. Я его уложу, он днем спит, да?
Кристоф кивнул. И смотрел, как Люк прижимается к Марианне, вернее, к ее груди, пока та несет его в спальню.
Он снова зашел в почтовый ящик. Мейл Луи прилетел со свистом, словно стрела, готовая поразить врага прямо в спину.
Ты что тут порешь, Кристоф? На всю голову больной или как? Хочешь слить Vox? Если ты дурью маешься, значит, мне придется вспомнить о моих обязанностях акционера и финдиректора. Очень жаль, но либо ты вешаешь пост немедленно, либо я займусь этим сам, со всеми вытекающими. Ты мне уже не первый раз мозг выносишь.
Кристофу вдруг страшно захотелось засунуть ему клавиатуру в задницу. Он за кого себя принимает? Кто раскрутил Vox? Кто день за днем делал так, чтобы сайт жил? Кто разбирался в интернете? Луи разбирался в цифрах. Но интернет – это не цифры, это другое. Блин… чувак мог бы с тем же успехом торговать туалетной бумагой. Он ответил:
Я отказываюсь публиковать такой пост. Я главный редактор сайта, и я отвечаю за контент.
К твоему несчастью, ты еще и миноритарный акционер, потому что не вложил в сайт ни копейки. Если бы ты вложил свои личные бабки, как я, ты смотрел бы на дело иначе, без всяких моральных проблем. Я не могу позволить себе роскошь решать идиотские дилеммы, как дрочила-журналист. Сайт должен стать рентабельным. И станет. Но судя по всему, без тебя.
Это что значит?
Это значит, что я соберу собрание с нашим акционером, с акционером, которого Я ПРИВЛЕК, вдвоем мы владеем контрольным пакетом, и мы проголосуем, останешься ли ты главным редактором. И если проголосуем против, ты им не останешься. Я не потерплю, чтобы слюнтяи вроде тебя совали нос в дела. Жаль, если этим кончится.
Кристоф глядел на экран, словно собирался прожечь его взглядом. Марианна вышла из спальни, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Я прочитала ему две сказки, – прошептала она.
Он поднял на нее глаза. Она стояла и улыбалась ему. Будь она не такая красивая или вообще дурнушка, поставил бы он под угрозу свою карьеру? Ради вот этой совершенно незнакомой блондинки с ореховыми глазами и ямочками на щеках, когда она улыбается, он сейчас вляпывался и вляпывал семью в гребаное космическое дерьмо. А она и не догадывалась. Но наверно, почувствовала что-то странное в устремленном на нее взгляде Кристофа, потому что с подозрительной быстротой добавила:
– Я теперь пойду.
Кристоф кивнул в знак согласия. Ему хотелось, чтобы она ушла, чтобы навсегда исчезла из его жизни, чтобы их пути никогда больше не пересекались. Эта девушка только создавала ему проблемы, это был какой-то ходячий геморрой, за который он каким-то загадочным образом вынужден отвечать. И все началось с одного несчастного мейла, посланного в пятницу, мейла, который разнес в прах всю его жизнь.
Собрание перед началом учебного года в образовательном учреждении второй ступени служило не затем, чтобы обсудить практические детали того, как школа примет новых учеников; его основной задачей было погрузить персонал в психологический траур по каникулам и приучить его к грустной реальности: совсем скоро ученики и бесконечные проблемы вернутся снова.
Все три года, что Марианна занимала пост ассистента преподавателя, она каждый раз находила это собрание не только бесполезным – работала она на полставки и не нуждалась в психологической помощи, чтобы расстаться с летней беззаботностью, – но и откровенно, смертельно скучным. Этот раз не стал исключением, с той лишь разницей, что охватившая ее скука утешала не хуже ласки. Она давала чувство защищенности и некоторой стабильности. Школа была средоточием, высшим воплощением рутины – конечно, рутины, расцвеченной мордобоями в столовой, сексуальными связями учеников в туалетах, нежелательными беременностями и приступами судорог, загадочным образом совпадающими с контрольной по истории, но рутины в общем и целом успокоительной, если научиться справляться со всеми этими ситуациями.
Вокруг нее, посреди внутреннего двора, где обычно проходили собрания, сидели на принесенных из классов стульях преподаватели. Препод английского перешучивался с секретаршей дирекции, трудовик, последний подхалим, сидя в первом ряду, кивал каждой фразе стоявшего перед ними директора. Рядом с ней Оливье слал эсэмэски своей новой пассии, преподу шведской гимнастики, что, по ее личному мнению, выглядело уж совсем карикатурно. Короче, все было в точности как всегда, как до каникул. И Марианна почти с наслаждением вслушивалась в унылую речь директора.
– Таким образом, согласно новым указаниям министерства, мы обязаны ввести часы индивидуальных занятий с учениками; однако включить эти часы в почасовую нагрузку, установленную на этот год, мы не можем. Поэтому они будут совмещены с часами наказаний. Час наказания = час индивидуальных занятий. Надеюсь, никто не против?