Да будет воля Твоя - Максим Шаттам

— Да. Помнишь, я тебе говорила, что за последние месяцы у многих семей в городе пропали кошки и собаки? Я просила тебя этим заняться, но ты ничего не сделал.

— Рози, я не могу ставить на первое место кошек и собак, если, конечно, ты понимаешь, что я хочу сказать. Особенно сейчас.

— Но для этих семей они на первом месте! Что бы ты сделал, если бы Раффи вдруг исчез? Ты представляешь лица мальчиков?

— Раффи скончался в шестнадцать лет в своей корзине, и это более чем прекрасная жизнь, особенно для дворняги.

Джарвису не хотелось примешивать к спору его собаку: он был очень привязан к этой упрямице, ему до сих пор ее не хватало, хотя после ее смерти прошло уже десять лет. Но, подобно товарному поезду, идущему на всех парах, Рози уже разогналась, и ее было не остановить.

— Поверь мне, когда твоим детям надо объяснять, что они больше никогда не увидят своего домашнего любимца, не имея при этом возможности хоть как-то оправдать его исчезновение, во время выборов шерифа ты дважды подумаешь, кому отдать свой голос!

Час от часу не легче. Если продолжать в том же духе, Джарвису, чтобы обеспечить свой мандат, в конце концов придется выстраивать свою кампанию вокруг домашних питомцев.

— Я послал Беннета, — защищался шериф, — и он не обнаружил ничего особенного. Кошки и собаки гуляют сами по себе, живут своей жизнью, уходят охотиться на мышей и теряются, попадают под колеса…

— Беннет и собственную жену не найдет, если потеряет ее среди полок спортивного магазина в Вичите! Я у тебя спрашиваю! — выговаривала Эмма, все сильнее упираясь пальцем в плечо мужа, так что ему даже стало больно.

— Хватит, Рози! Довольно! Я все понял. Скажи Конни и ее подружкам, что я схожу к Йону Петерсену. Ингмар снова набросится на меня, потому что подозрения падают на его внука, а старик считает, что все косятся на Йона лишь потому, что он родился в луже крови.

— Когда все подмечают одно и то же, значит, в этом что-то есть. Конни проделала работу, которую должен был сделать ты: она опросила всех, у кого недавно пропали животные, и очертила зону исчезновения. Это семьи, проживающие почти исключительно на периферии, на западной окраине. Ближе к Петерсенам. А ты прекрасно знаешь, что их мальчик… странный.

Джарвис согласился и заверил жену, что непременно займется этим сам. По крайней мере, она не ошибалась в одном: Йон Петерсен не такой, как другие. Шериф считал, что он вполне способен ловить животных, чтобы продавать их мех каким-нибудь торговцам. Быть каждый день примерным мужем непросто, а быть примерным мужем и одновременно образцовым шерифом сродни подвигу, и он пожалел, что за это не дают особых медалей.

Он настолько погрузился в собственные мысли, что только в последний момент заметил хрупкую девушку, прямо у него на глазах вошедшую в церковь. Несколько секунд он рылся в памяти, пытаясь понять, откуда ему знакомо ее лицо и почему инстинкт подсказывает ему, что это очень важно, пока, наконец, не понял, что увидел Эзру Монро. Он тотчас остановился и схватил жену за руку.

— Рози, дорогая, иди к Марвину без меня, встретимся у машины.

Проследив за направлением его взора, Эмма удивленным взглядом смерила мужа с головы до ног:

— Только не говори мне, что хочешь сменить приход. В сорок лет ты благородно не сменил меня на любовницу, зато теперь, в пятьдесят, хочешь поменять веру! Превосходно!

Тут Джарвис сообразил, что они стоят на паперти лютеранской церкви, и спросил себя, чем рискует он, методист, если войдет внутрь. Он никогда не задавал себе такого вопроса, ибо теологические разногласия всегда были выше его понимания. Община, духовная близость — в конечном счете подобные вещи казались ему неважными, он принадлежал к методистской церкви, потому что к ней принадлежала его семья, не более того. В конце концов, значение имел тот, к кому обращались, а не способы общения. Когда он писал сыну, путешествовавшему по Европе, ему было все равно, отправится ли письмо по воздуху или по воде, главное, чтобы никто не изменил слова, обращенные к его мальчику, и доставил их адресату.

— Не волнуйся, уверен, что здесь обитает тот же жилец, что и на нашей стороне улицы!

Джарвис снял шляпу, поцеловал жену в щеку и проскользнул следом за девушкой. Огоньки множества свечей трепетали в темноте, которую бледный зимний свет, сочившийся через узкие овальные окна, не мог разогнать. Скамьи стояли ровными рядами, друг напротив друга, по обеим сторонам от центрального прохода, и на первый взгляд Джарвис не заметил никакой разницы между этой церковью и своей собственной. Если таковая и существовала, то это явно касалось только проповедей. Склонив голову, Эзра Монро сидела в первом ряду, ее длинные золотистые волосы ниспадали, словно занавес, скрывая ее от остального мира. Он бесшумно опустил свой тощий зад на скамью позади нее и оперся о спинку скамьи, где сидела девушка.

— Здравствуй, Эзра, — тихо произнес он.

Девушка вздрогнула и резко обернулась, желая рассмотреть того, кто ее побеспокоил.

— Ты ведь узнала меня?

— Шериф Джефферсон, — прошептала она, и ее голос тихим эхом отозвался в тишине церкви.

Она приветливо и открыто смотрела на него своими огромными голубыми глазами, похожими на глаза матери.

— Не хочу беспокоить тебя во время молитвы, я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Что-то пробежало по ее лицу, какая-то сильная эмоция или важная мысль, столь мощная, что поднимается под кожным покровом, наподобие огромной рыбы, чья тень видна сквозь волны, но вид определить невозможно. На миг Эзра опустила глаза, и шериф заметил, что дыхание ее участилось.

— Ты знаешь, чем я занимаюсь в этом городе? — задал вопрос Джарвис. — Подобно пастору я собираю доказательства, но вместо того, чтобы сообщать их Богу, довожу их до сведения правосудия, чтобы наказать тех, кто его не уважает, тех, кто причиняет нам зло и мешает нам жить в мире.

Эзра медленно кивнула. Черт возьми, до чего же хороша девушка, подумал Джарвис. С таким личиком и с деньгами ее семьи все парни округа должны упасть к ее ногам. Однако девушка, совершенно очевидно, находилась в состоянии глубокой депрессии, взгляд ее был пуст, и он снова вспомнил слова Элейн, сказанные несколько дней назад. Если и в самом деле Эзра от природы отличалась веселым и шаловливым нравом, значит, в ней действительно что-то сломалось. И наверняка одна из главных деталей ее механизма.

— Ты же знаешь, если однажды у тебя возникнут проблемы, ты всегда можешь прийти ко мне за помощью?

— Да, — прошептала девушка так тихо, словно ей не хватало топлива, чтобы вдохнуть сил в свой голос.

— Знай, что ты всегда можешь на меня рассчитывать, и на мою деликатность тоже.

Она нервно сцепила руки. Джарвис выждал долгую паузу, а потом все тем же доверительным тоном спросил:

— У тебя неприятности, Эзра?

Внимательно рассмотрев ее, он понял, что ее мать, скорее всего, была права. Эзра смотрела куда-то вдаль, в пустоту, и в нерешительности размышляла. Но когда шериф, пытаясь приободрить ее, положил руку ей на плечо, она резко отшатнулась и замотала головой.