Колдовство - Джо Беверли

— И правильно. Я могу быть очень колючей.

— Это я вижу. — Его небрежная поза и полуприкрытые веки почему-то вызывали тревожное волнение у нее в груди. — Предупреждаю вас, моя дорогая графиня, что опасность возбуждает меня и я люблю хорошую охоту.

— Тогда помилуй Бог бедного маленького ежика.

Помолчав минуту, он сказал:

— Я пытаюсь представить себе охотника за ежами…

От нелепости подобной картины Мэг, не удержавшись, расхохоталась вместе с ним. И в этот момент почувствовала некий душевный покой, полностью вытеснивший тревогу. Она может разговаривать с этим мужчиной, у них одинаковое чувство юмора. Это уже много значит.

Отчасти чувство покоя проистекает от физического комфорта, догадалась она.

— В карете очень тепло, — заметила Мэг. Он наклонился и, отогнув край ковра, покрывавшего пол, показал ей черепичные пластины.

— Их нагревают и кладут под ковер перед тем, как садиться в карету.

Мэг не знала, что и сказать по поводу такого излишества, но вскоре ей пришлось расстегнуть накидку и скинуть ее с плеч.

Граф улыбнулся:

— Охотник за ежами должен быть терпелив, но в этом нет ничего дурного.

— Не будет никакой охоты, и вы прекрасно это знаете.

— А как же иглы? Охотник стремится к тому, чтобы животное развернулось и утратило бдительность. Вероятно, искусство охотника в том и состоит, чтобы добиться этого. — Мягкой, как птичье перышко, ладонью он погладил ее по щеке. — Заставить добычу саму приблизить свой конец…

Мэг невольно отшатнулась.

— Это вовсе не охота.

— Но вы превратили это в охоту. — Он коснулся пальцем ее уха, провел по его чувствительному краю; тихое шуршание, послышавшееся при этом, показалось Мэг таким оглушительным, что она задрожала. Она сидела вжавшись в угол сиденья — дальше отодвинуться было некуда. — Я вожделею тебя, жена моя.

— Но вы же не можете…

— Но ты меня отвергаешь. Поэтому я вынужден охотиться, что означает: я должен тебя соблазнить.

— Соблазнить? — Мэг удалось отодвинуться еще на дюйм. Он зажал пальцами мочку ее уха и потянул.

— Соблазнение, освященное браком, не предосудительно.

Она ничего не могла поделать, кроме как отклоняться то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать его прикосновений, лишавших ее воли.

— Вы же согласились подождать!

Его рука опустилась, он снова расслабился, но стал ничуть не менее опасным.

— Разумеется. Слово Торренса. До тех пор, пока колючий клубок не развернется сам и не обнажит свою мягкую беззащитность. Охотно. Страстно…

— Страстно? — вырвалось у Мэг вместе с выдохом. Одних лишь его глаз, этих необычных глаз, его мощного тела, длинных ног, протянувшихся через всю карету, широких плеч, занимавших все видимое пространство, — одного этого, без всяких прикосновений, было достаточно, чтобы она поняла, что он изготовился к смертельному прыжку.

Был лишь один способ прекратить все это, и Мэг пришлось, отвернувшись, сказать:

— Думаю, будет лучше, если мы осуществим наши супружеские отношения сегодня же ночью, милорд.

Повисла напряженная пауза.

— Вы находите такой выбор более безопасным? — Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что в глазах его пляшут веселые искорки. — Если я сегодня приду к вам в спальню, — произнес он очень тихо, но так, что отчетливо было слышно каждое слово, — все будет не так просто. Я соблазню вас, леди Саксонхерст. Соблазню во всех смыслах этого слова.

Мэг снова задрожала. Она-то как раз думала, что все будет очень просто. Они лягут в постель, оба в ночных рубашках. Он сделает все, что положено, затем повернется на бок и заснет, оценив тихую покорность, с которой она исполнит свой неприятный долг.

Поцелуи будут легкими и вполне приличными, и никаких прикосновений к ушам и шее, никакого чувства опасности, ничего такого, от чего становится трудно дышать и кружится голова.

Он коснулся ее плеча — при этом все тело Мэг словно пронзило ударом молнии — и повернул к себе ее лицо.

— Если нам так скоро предстоит вступить в интимную близость, следует начинать уже сейчас. Подобающие супружеские отношения требуют времени. Много времени. Леди Саксонхерст, приготовьтесь к поцелую.

Она ожидала, что он крепко, даже грубо схватит ее, но он лишь взял ее за подбородок и приблизился. Его губы, лишь слегка касаясь, скользнули по ее губам. Однако особая аура, ощущение более реальное, чем он мог бы, как казалось, вызвать, мгновенно накрыла ее, словно пеленой тумана, дыхание стало прерывистым.

Как ему удалось сделать это всего лишь с помощью легкого поцелуя?

Мэг могла бы отстраниться и запротестовать, но ей не позволила гордость. Это ведь была ее идея положить конец его мучительному преследованию, сдавшись безотлагательно и хладнокровно.

Однако кровь, бурлившая в ее жилах, была отнюдь не холодна.

Он дразнил ее, легко водя губами по ее губам, отчего они горели почти невыносимо. Мэг неосознанно разомкнула их и ощутила его язык.

Она вздрогнула, но не отстранилась — это означало бы признать за ним победу, — открыла глаза (когда же она их закрыла?) и не отрываясь уставилась на него.

Она видела его улыбку, ощущала ее в себе, слышала в его голосе.

— Вы восхитительны, леди Саксонхерст. Вы принесете мне много радости.

— В процессе охоты?

— И поимки. Вы ведь вовсе не робкий ежик, не так ли?

— Претендую на роль по меньшей мере хитрой лисички.

— Лисы, моя дорогая. Матерой лисы. — Он водил пальцем у корней ее волос на затылке, по краю уха, шее, а рот его был по-прежнему так близок от ее губ, что их дыхание сливалось воедино.

Мэг не отступала:

— Лисичка или лиса — не важно: никому не нравится, когда за ним гонятся.

— Охота такого рода может и понравиться. Наслаждение, которое вас ожидает, трудно себе даже вообразить, уж поверьте.

Его рука скользнула по ее спине, и он вдруг поцеловал ее крепко, чуть не исторгнув крик из ее груди. Мэг и впрямь почувствовала себя как загнанная в нору лисица, притаившаяся в надежде, что гончие псы не учуют ее запаха, но знающая, что они уже взяли след.

Безошибочно взяли. Мэг дышала прерывисто, все ее тело было охвачено странной лихорадкой.

Потрясенная, она обнаружила, что это состояние было очень похоже на то, которое вызывала Шила-ма-гиг, — накатывающие один за другим, лишающие рассудка приливы головокружения.

Ничего удивительного, что мать всегда отказывалась говорить об этом!