Разочарованная вселенная - Сергей Стоян

В том, что это была именно она, Артур ни секунды не сомневался. Это тело, движения, лицо, волосы — все моментально слилось в любимый образ, боль от потери которого до сих пор острой занозой сидела в сердце, периодически напоминая о себе в воспоминаниях и снах. Да, но с одним условием, что все происходящее было реальностью, в чем он уже сильно сомневался. Может быть, действительно сон или наркотик. Возможно, он подвергся в пещере неизвестному облучению, и теперь его мучают галлюцинации.

Тем временем Барбара, не заметив его в тени камня, медленно повернулась и пошла по берегу прочь в сторону леса. Артур почувствовал, что начинает дико злиться на себя, а заодно и на все человечество. «И мы называем себя царями природы, — негодовал он, — а сами не способны разобраться в своем собственном элементарном мироощущении, понять, что — реальность, а что — бред больного воображения, когда мы — в своем уме, а когда — валяемся в психушке, мня из себя неизвестно что и в то же время оставаясь абсолютно уверенными в своем непомерном величии».

Гнев захлестнул его, притупив чувства страха, самосохранения, ответственности за свою жизнь и, возможно, зависящие от нее жизни других людей. Его дорогая, любимая женщина, явно измученная и испуганная, не представляющая никакой угрозы, была в трех шагах от него, а он, притаившись, как трусливый заяц, сидел под камушком и занимался самокопанием и аутотренингом, в то же время, опасаясь, что ее фигура вот-вот подернется дымкой и исчезнет, а с другой стороны, желая этого как подтверждения победы здравого рассудка над больным, переутомленным воображением.

До сих пор не утихшая боль от утраты любимого человека и психическое напряжение последних часов сделали свое дело. Артуру стало все безразлично, на все наплевать, кроме одного, он жаждал немедленно убедиться в реальности происходящего, причем самым элементарным способом — окликнув Барбару. Единственное, что удерживало его от того, чтобы позвать ее, — боязнь напугать. И он, забыв, а вернее, наплевав на все предосторожности, молча поплелся за ней, лихорадочно соображая, как бы ненавязчиво намекнуть о своем присутствии. Необходимо хотя бы снять шлем скафандра — решил он, даже не вспомнив о своих недавних опасениях по этому поводу. Как назло, застежка не поддавалась, он на секунду замешкался, упустив Барбару из поля зрения, а когда снова поднял глаза, встретился с ее испуганным, затравленным взглядом.

Рывком сняв шлем, Артур попытался придать своему лицу спокойное и беззаботное выражение. Что из этого получилось — сказать трудно, во всяком случае Барбара его узнала. На ее лице отразилась радость и боль, а губы беззвучно прошептали его имя. Она слегка покачнулась, видимо, собираясь упасть в обморок. Этого Артур допустить не мог. Издав радостный вопль молодого, сексуально озабоченного орангутанга, который, по его мнению, должен был вернуть ее в чувство, он кинулся ей навстречу, подхватил почти невесомое тело, прижал к себе, покрыл лицо поцелуями, ощущая на губах соль то ли морской воды, то ли ее слез. Она обняла его за шею, прижалась к нему, шепча между поцелуями:

— Боже мой, Артур, — это ты, я ничего не понимаю… Боже мой… Самолет упал в океан, я чуть не задохнулась, вынырнула здесь… Где мы, Артур? Куда делась моя одежда? Может быть, я умерла?

Он продолжал покрывать поцелуями ее лицо, шею, руки, всем своим видом показывая — мол, ничего, ерунда, нырнула там, вынырнула здесь — дело житейское, разберемся. Главное, что мы снова вместе! Единственное, что беспокоило его сейчас больше всего — это сожаление о том, что он не успел снять весь скафандр…

Артур был уверен — всему найдется должное объяснение, а сейчас надо принять ситуацию такой, какая она есть, и думать о возвращении.

Нацеловавшись вдоволь и окончательно убедившись в реальности друг друга, они отправились в пещеру. Там Артура ждало небольшое разочарование — его пленник умудрился-таки высвободиться из стреноженных ботинок и скрылся. Очевидно, это произошло совсем недавно, а именно в момент их трогательного воссоединения, когда он по уважительной причине не имел возможности наблюдать за окружающей обстановкой. Но это было уже не важно, примерная версия исчезновения поселенцев, родившаяся у Артура несколько раньше, только подтверждалась его бегством. Значит, ему есть здесь куда бежать, и, следовательно, скоро нагрянут гости. Пора немедленно возвращаться в колонию, да и Андрей, оставленный там без присмотра, мог наделать всяких глупостей. Как потом перед Ольгой отчитываться?

Опасаясь какого-нибудь подвоха, Артур взял Барбару на руки, шагнул в еле различимую в сгустившемся полумраке пещеры белесоватую дымку неизвестного чуда неземной природы или творения чужого разума и растворился в моментально загустевшем, пронизанном короткими вспышками голубоватом тумане.

А на неизвестную планету земного типа опускалась ночь, как бы желая спрятать еще сохранившиеся у нее секреты. И только две луны, уходя за горизонт, пустыми глазницами равнодушно взирали на копошащихся на ней незваных гостей.

Андрей опять посмотрел на приборную панель, расположенную на левом рукаве скафандра. Прошел час с того момента, как его отправили на прогулку в открытый космос, забыв спросить разрешения и пожелать счастливого пути. Индикатор аварийного разряда аккумуляторных батарей уже не моргал, а горел постоянно — это означало, что энергия может иссякнуть в любой момент. Оставалось надеяться только на резерв ресурсов, который обычно закладывался в любое изделие, изготовленное для космоса. Андрея даже охватил своеобразный спортивный интерес — сколь долго еще будет продолжаться эта агония? С разрядом батареи падала и мощность встроенного в скафандр радиомаяка, возможно, он уже вообще не работал.

Трудно осознать, что на сотни миллионов километров вокруг тебя пустота. Конечно, жалкая скорлупка скафандра могла на некоторое время защитить тело от ее ледяного дыхания, но пустота пробиралась в мозг, поглощая собой мысли, надежды, растворяя личность, заглушая одни чувства и обостряя другие. Андрею казалось, что он физически ощущает, как сквозь него течет время, причем его ход замедлился в десятки раз. На самом деле давно известно, что субъективное восприятие временных отрезков человеком зависит от его душевного состояния в данный период. Так, одна и та же ночь для узника камеры смертников, для пассажира, ожидающего задержанного авиарейса и для любовника, отдавшегося безумству страсти, будет иметь весьма разную продолжительность. На абсолютную же ее величину для каждого из них наложатся личные качества конкретного человека.

Даже когда Андрей смотрел на индикатор встроенных электронных часов, ему казалось, что он видит не просто смену одной секундной цифры другой, а детально весь физический процесс гашения и зажигания цифр, протекающий в нем. Возможно, все это являлось незатейливой реакцией сознания на страх перед неизбежным и близким концом, но, с другой стороны, Андрей абсолютно не чувствовал страха, скорее наоборот — определенный интерес к тому, что скоро он узнает, существует ли загробный мир или все это выдумки малодушного человечества, неспособного отдать себе отчет в бренности и никчемности существования каждого отдельного индивидуума. Ведь по большому счету в этом мире мы дороги только сами себе, плюс небольшой группе ближайших людей, которые нас окружают, и только в том виде, в каком осознаем свое «я».