Смертельный дубль - Евгений Игоревич Новицкий

актер. — Не пытайтесь убедить меня, что я доставлю вам удовольствие тем, что убью вас.

— А вам очень хочется доставить мне неудовольствие? — улыбнулся режиссер.

— Да, вы ведь этого заслужили, — серьезно ответил Топорков. — Одну минуту…

Он встал с кресла и пододвинул прямо к Мумину стоящий неподалеку столик. Затем протянул руку за ближайшую декорацию, достал оттуда прозрачную чашку, наполненную чем-то белым, и со стуком поставил ее на столик.

35

— И что это такое? — неприязненно покосился на чашку режиссер.

— Снова недоумеваете? — сверлил его взглядом исподлобья Топорков.

— Ну, вижу, что молоко… или сливки, — неохотно отозвался Мумин.

— Вообще-то мороженое, — выдавил актер.

Режиссер усмехнулся:

— На мороженое что-то не похоже…

— Оно растаяло. Я его заранее принес из буфета, и вот…

— И что — вот?

— И вот хочу, чтобы вы его съели. Не то чтобы хочу — требую.

— По-моему, его проще выпить… — хмыкнул Мумин.

— Значит, выпейте.

— …Но делать этого я, разумеется, не стану, — закончил режиссер.

— Тогда я вас заставлю.

— Каким образом?

— С применением силы.

— Вот, значит, на что вы готовы… Голубчик, но зачем вам это? Я понимаю, вы считаете себя Арбениным. Но неужели меня вы можете посчитать Ниной? Смешно ведь…

— По-моему, вам должно быть не до смеха, — покачал головой Топорков.

— Тем более Арбенин отравил свою Нину совсем по-другому, — продолжал Мумин. — Она сама попросила мороженого, и он, мучаясь сомнениями, все-таки всыпал туда яд… Кстати, вы тоже добавили сюда что-то ядовитое?

— Естественно, — подтвердил актер.

— Ну так вот, во-первых, я у вас ничего не просил — ни чашку мороженого, ни рюмку коньяка, ни стакана воды… Во-вторых, Арбенин, отравив жену, жалел, что она съела все мороженое и ничего не оставила ему, дабы он тоже умер вслед за нею… А насчет вас… что-то я сомневаюсь, что вы доедите или допьете после меня остатки этой пакости…

— Вы правы, — скривил губы Топорков. — Не скрою, я брезглив и не стал бы ничего доедать и допивать ни за кем, тем более за таким антипатичным мне субъектом, как вы… Но я предусмотрел ход ваших мыслей и… — Тут актер снова метнулся к ближайшей декорации и, словно фокусник, вынул оттуда аналогичную чашку с растаявшим мороженым.

Топорков поставил ее на столик, после чего победно посмотрел на Мумина.

— И эта порция тоже с ядом? — недоверчиво спросил режиссер.

— Нет, с ядом только одна, — неожиданно сказал Топорков.

— Вот как? — вскинул брови Мумин. — Что-то я не совсем…

— Я предлагаю вам своего рода дуэль, — пояснил актер. — Что-то вроде русской рулетки. Мы оба съедим или выпьем, в общем, опустошим эти чашки, после чего один из нас умрет. Как видите, мы будем на равных…

— Мы не будем на равных, — перебил режиссер. — Это ваша, и только ваша сумасбродная затея, в которой я совершенно не желаю участвовать…

— Повторяю, вне зависимости от ваших желаний вам придется участвовать. Я и без того пошел на уступки.

— Одну минуту! — воскликнул Мумин. — А почему же вы сразу не достали две чашки?

— Надо было сразу, конечно, — согласился Топорков. — Я просто подумал: может, вы не будете ломаться, сразу выпьете…

— …и вам не придется играть со мной в рулетку, — кивнул режиссер. — Ну а если бы я выпил, а яда там не оказалось?

— Значит, вы бы выиграли, — вздохнул Топорков.

— Но и вы бы не проиграли, поскольку едва ли стали бы пожирать мороженое с ядом, убедившись, что ненавистный вам я остался в живых.

— Не стал бы, — согласился актер. — Но теперь уж давайте на равных. Играть так играть.

36

Мумин еще раз посмотрел на обе чашки и на минуту задумался. После чего вздохнул и сказал:

— Если рассуждать логически, все подталкивает к тому, что с ядом именно первая чашка, вот эта, которую вы поставили первой… С другой стороны, вы могли все это подстроить, вы ведь вообще большой любитель спектаклей, как я погляжу… Так что яд, судя по всему, с одинаковой вероятностью может быть в любой из чашек… Если только не в обеих.

— Хотите, я перемешаю эти чашки, чтоб вы не так сомневались, какую выбрать? — любезно предложил Топорков.

— Нет уж, спасибо, — мрачно отвечал режиссер. — Теперь предпочитаю не выпускать их из поля зрения… Впрочем, что это я? Все равно я не прикоснусь ни к одной из них!

— Опять вы за свое, — устало вздохнул актер. — Вы с таким достоинством все это время со мной говорите, что невольно вызываете мое уважение… Но если мне придется насильно вливать вам это мороженое в глотку… согласитесь, тут уже о достоинстве не может идти речи.

— Соглашусь, — немедленно ответил Мумин. — Вопрос только в том, чье достоинство в этой безобразной сцене, описанной вами, будет попрано сильнее — ваше или мое?

— Не сомневайтесь, что ваше, — угрюмо сказал Топорков.

— Это спорно, — покачал головой режиссер. — Когда молодой, полный сил детина опускается до того, что с применением, как вы изволили выразиться, силы заставляет старика проглотить яд…

— Ну-ну-ну, не прибедняйтесь, — оборвал актер. — И вы не такой уж старик, и я не такой уж детина… Может, вы меня еще и поборете…

— Лет двадцать назад поборол бы непременно, — заверил Мумин. — И даже десять… А теперь… Силы уже не те…

— Тогда не станем и пытаться, — решил Топорков. — Мне это и самому будет мерзко, но иначе я не могу… Мы обязательно должны совершить эту дуэль.

— И все-таки вы сумасшедший. — Умными проницательными глазами посмотрел на него режиссер.

— Как вам угодно, — равнодушно отозвался актер. — Ну так что, приступим? Прошу вас!

— Только после вас, — ядовито улыбнулся Мумин.

— Правила здесь устанавливаю я, — резко сказал Топорков. — Давайте-давайте, все равно ведь придется… Как говорится, сами у себя время отнимаем…

— Может, пока я тяну время, милиция подоспеет, — усмехнулся режиссер.

— Я бы на это не рассчитывал, — серьезно ответил отравитель.

— Отчего же? — вскинул брови Мумин. — После того что вы сделали с беднягами Львом и Романом, милиция сюда зачастила, чтобы вы знали…

— Призраку не страшна милиция, — самодовольно улыбнулся Топорков.

Режиссер поднял глаза к потолку, что означало, вероятно: «бесполезно говорить с таким безумцем»…

— Предчувствиям я верю иногда. Возьми, от скуки вот лекарство, — продекламировал актер, пододвигая одну из чашек Мумину.

— Да, это прохладит, — произнес прекрасно знающий текст режиссер и поднес к губам другую чашку, не ту, которую подвинул Топорков.

В несколько секунд Мумин, морщась, залпом осушил ее до дна. Актер наблюдал за ним во все глаза.

— Жизнь — вечность, смерть — лишь миг! — торжествующе провозгласил Топорков, вставая с кресла, едва только Мумин