Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - Роберт Мур

Рассмотрим огненного муравья: обнаружив новый источник пищи, взволнованный разведчик спешит поскорее вернуться домой и по пути прижимает жало к земле, выпуская из него феромоны, словно чернила из авторучки. Чем больше пищи он находит, тем больше феромонов оставляет[4]. Другие муравьи бегут по его следу за пищей и неизбежно оставляют множество новых следов. Таким образом, если запасы пищи достаточно велики, то к ней быстро протаптывается пусть и невидимая, но самая настоящая (с точки зрения химии) тропа, которая как магнит притягивает еще больше муравьев. Пока пищи остается достаточно много, тропинка неизменно привлекает муравьев, но как только еда заканчивается, запахи начинают выветриваться, потому что муравьи перестают ходить по этой тропе и отправляются на поиски новых, более свежих следов. Этот процесс наглядно показывает, каким образом стигмерия позволяет очень простым существам элегантно решать сложные проблемы.

Этот механизм работает по принципу петли обратной связи: причина рождает следствие (муравей находит пищу и, возвращаясь в гнездо, оставляет особые следы), затем следствие само становится причиной (следы начинают привлекать других муравьев), которая дает кумулятивный эффект (они оставляют еще больше следов, которые привлекают еще больше муравьев), и так до бесконечности. Существует два вида петель обратной связи: желательная, которую называют благим кругом, возникает, когда, например, муравьи начинают оставлять все больше феромонов на тропинке, ведущей к пище, и нежелательная, называемая порочным кругом, которая появляется, когда вы подносите микрофон к какому-нибудь электронному усилителю, в результате чего второстепенные звуки многократно усиливаются и превращаются в отвратительный резкий визг, знакомый любому музыканту. (Последний феномен ученые в прошлом поэтично называли «поющей кондицией», а сейчас – резонансом).

Наблюдая за ползающими по кругу гусеницами, и Бонне, и Фабр стали свидетелями того, как один и тот же механизм может породить как благой, так и порочный круг. Зоопсихолог Теодор Шнейрла стал свидетелем этой прискорбной трансформации в 1936 году, работая в своей лаборатории, расположенной на одном из островов Панамского канала. Однажды утром к нему в кабинет ворвалась крайне взволнованная местная кухарка Роза и срочно позвала его на улицу. Там на бетонном тротуаре напротив библиотеки он увидел несколько сотен армейских муравьев, марширующих по кругу диаметром около 10 сантиметров.

Армейские муравьи лишены зрения и поэтому привыкли полагаться в основном на обоняние. Большую часть времени они проводят в походах, передвигаясь плотными колоннами и пожирая все на своем пути. За эту особенность они получили прозвище «гунны и татары в мире насекомых». Увидев эту картину, Шнейрла понял, что у муравьев что-то пошло не так. Вместо знакомой стройной колонны он увидел полчища муравьев, со стороны похожих на виниловую пластинку с концентрическими черными кругами, бешено вращающимися вокруг пустого отверстия в центре. Круг постепенно расширялся. В полдень по мостовой застучал дождь, разбивший муравьев на две группы, которые продолжали кружиться до наступления темноты. Утром Шнейрла вышел на улицу и увидел, что почти все муравьи погибли; живые же продолжали кружиться в смертельном хороводе. Впрочем, через несколько часов погибли и они. Затем появились муравьи-мусорщики, принадлежащие к другому виду, и быстро растащили мертвые тельца.

Шнейрла счел важным отметить, что круг образовался скорее всего потому, что муравьи оказались на идеально ровном тротуаре; в джунглях формированию круга помешали бы многочисленные препятствия и неровности на земле.

Впрочем, закольцованные тропинки могут появляться в самых разных условиях. Например, энтомолог Уильям Мортон Уилер однажды наблюдал за группой муравьев, которые в течение 46 часов ходили вокруг стеклянной банки («Никогда прежде я не видел настолько впечатляющей демонстрации предельных возможностей инстинкта», – написал он).

В 1921 году знаменитый исследователь и натуралист Уильям Биб случайно набрел в джунглях Гайаны на колонию армейских муравьев, марширующих по гигантскому кругу. Биб следовал за колонной более четверти мили, преодолев по пути множество препятствий только для того, чтобы в итоге вернуться к исходной точке. Крайне удивленный, он продолжил ходить за муравьями. Колонна «усталых, отчаявшихся, озадаченных и отупевших до идиотизма» муравьев кружила без остановки как минимум один день. К тому времени, когда несколько горемык все-таки оторвались от процессии и скрылись в джунглях, большинство муравьев успело погибнуть от голода, обезвоживания и истощения.

«Это своеобразное бедствие вполне можно признать трагедией в том смысле, который вкладывался в это слово в классической древнегреческой драме, – писал Шнейрла. – Оно обусловлено самой природой муравьев, что наилучшим образом характеризует их в целом более чем успешное поведение».

Биб выразился лаконичнее. «Хозяева джунглей, – написал он, – стали жертвой своей ментальности».

Образ двигающихся по кругу муравьев и гусениц вызывает у нас тревогу по одной простой причине. Заблудившийся человек первым делом инстинктивно ищет спасительную тропинку и потом уже не сходит с нее. Более того, специалисты по выживанию в дикой природе обычно рекомендуют придерживаться следующей тактики: «Не сходите с тропы, если вам удалось ее найти», написано в разделе «Если вы заблудились» руководства по бэкпэкингу, изданного Лесной службой США. Тропинка, как однажды написал Эрнест Ингерсолл, «дарит встревоженному сердцу надежду, что вы хоть куда-то попадете, а не будете блуждать по кругу». Выходит, что замкнутая тропа – это чья-то злая шутка, логическая ошибка, наваждение, даже разновидность черной магии.

Несколько лет назад мы с партнером переехали из маленькой нью-йоркской квартиры в небольшой домик в Британской Колумбии. За окном рос высокий кедровый лес, а за ним текли холодные зеленые воды залива Джорджии. Этот домик обычно вызывал удивление у всех, кто видел его впервые. Наш ближайший сосед, гитарист Джонни, построил его, находясь под сильным влиянием модернизма; он был похож на два железнодорожных вагона, поставленных друг на друга. Пол на первом этаже был сделан из полированного бетона, а остекление было едва ли не сплошным. С одной стороны, там была никудышная звукоизоляция, постоянно отключалось электричество, повсюду бродили олени, а ближайший супермаркет находился в двадцати пяти минутах езды от дома. С другой стороны, там царили тишина и покой, был чистый свежий воздух и множество тропинок.

В конце нашей грунтовой дороги – там, где она плавно переходит в автостраду, начинается маленькая тропинка, ведущая в глубь леса. Джонни сообщил, что по ней можно дойти до заросшей травой каменистой возвышенности на берегу залива, которую местные называют Зеленым пригорком. Говорят, это очень милое место, с которого удобно наблюдать за закатом солнца над островом Ванкувер. Однако Джонни настойчиво посоветовал нам не гулять по лесу допоздна, чтобы не заблудиться в темноте. «Даже я могу там заплутать, – сказал он, – а я живу здесь двадцать лет». Другой сосед, Кори, рассказал нам, что однажды он заблудился, гуляя в лесу с маленькой дочкой. Когда солнце начало садиться, он ощутил первый признак паники – это был предвестник, как говорят психологи, «лесного шока». Он сумел взять себя в руки и найти дорогу домой, но, когда однажды вечером мы сидели у костра и слушали его рассказ, я увидел в глазах Кори неподдельный ужас.