Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - Курт Хохоф

глубоком песке. Преодолев пологий склон, взвод в течение часа двигался по проложенной русскими дороге с бревенчатым настилом в зарослях кустарника. Тащить по ней орудия было делом нелегким.

Мы обливались потом и постоянно прислушивались. Затем по бревенчатому мостику преодолели еще один рукав Днепра. Далее начался лес. Месяц, появившийся было на небе, быстро скрылся за облаками. К нашему удивлению, противник не стрелял. Загадка разрешилась просто: впереди нас ждали подготовленные позиции с солдатами из другого нашего полка. Заявив, что здесь начинается ад, и пожелав нам удачи, они поспешили удалиться.

С рассветом мы с Гетцем выдвинулись на рекогносцировку, чтобы сориентироваться на местности. Впереди нашей позиции лежало болото шириной около 100 метров. По всем признакам оно было непроходимым. На противоположной его стороне находился противник в таких же, как у нас, окопах, вырытых в песке. Но у него было преимущество, поскольку в его распоряжении находилось несколько холмов, с высоты которых он мог наблюдать за нами. Выяснилось, что мы располагались на острове, вторая сторона которого являлась берегом другого притока Днепра. Днем было невозможно высунуть голову из окопа из-за непрерывного огня артиллерии, и молодые командиры рот почувствовали себя неуверенно, когда стало понятно, что передвигаться можно только по ночам. Гетцу обстановка внушила опасения, и он приказал мне вернуться на позицию, чтобы в случае чего я мог бы заменить его.

Возвратившись на огневую позицию, я нашел Хюбла в глубоком укрытии, перекрытом бревнами. Он так и не вылезал оттуда.

Рядом росли три искривленные сосенки и акация, образовывавшие треугольник и маскировавшие в определенной степени от авиационной разведки противника наши орудия, располагавшиеся всего в 8 метрах друг от друга. Сами мы прятались в одиночных окопах, вырытых позади позиции в небольшой впадине. Почва состояла из чистого речного песка, и копать было легко. Но на глубине около полутора метров начинала проступать грунтовая вода. Хюблу в его укрытии требовались все новые и новые пустые коробки и ящики из-под снарядов, чтобы не мокли ноги. Сверху окопы мы накрыли брезентовыми полотнищами. Хотя погода и была хорошей, и палило солнце, время от времени налетал ливень. Тогда окопы быстро начинали наполняться водой, и ее с большим трудом приходилось вычерпывать консервными банками. Мы ведь не ванны пришли принимать.

Русская артиллерия предпринимала огневые налеты каждые полчаса, и ночь не являлась исключением. В каждом случае число производимых выстрелов было легко подсчитать, обычно в одной серии по 16. Разрывы от снарядов ложились кругом на расстоянии 50 метров от цели. Если становилось ясно, что стрельба ведется по нас, то каждый бросался в свой окоп и прятался в нем, кто стоя, кто сидя. Земля дрожала, песок и осколки прорезали воздух, вверх поднимались клубы дыма. При приближении разрывов стенки окопов начинали осыпаться. Когда огневой налет заканчивался, то прежде чем вылезти из него, мы прислушивались, куда перенес стрельбу противник. Затем осматривали позицию и окрикивали товарищей в ожидании ответа. Раненых быстро оттаскивали, подносчики снарядов отправлялись в тыл, перебегая от укрытия к укрытию, курьеры, словно индейцы, начинали скользить по складкам местности. Одним словом, забот хватало всем и времени на перекуры почти не оставалось.

Сразу после огневого налета противника очень часто поступал приказ на проведение ответного или постановку заградительного огня, если начиналась атака вражеской пехоты. Тогда мы, разделившись на две группы, бросались к нашим орудиям. Три человека составляли непосредственно сам расчет гаубицы, четвертый подносил снаряды, а пятый распаковывал их и приводил в готовность для стрельбы.

Если первой начинала стрелять наша артиллерия, то это вызывало на той стороне большое беспокойство. Противник отвечал пулеметным и автоматным огнем, сея пули словно горох, которые со свистом впивались в песок. Они со свистом пробивали листву наших жалких деревцев, ударялись о щитки орудий, попадали в завалы пустых гильз от снарядов и проделывали досадные дырки в брезентовых полотнищах. Наша позиция была скрыта от прямой видимости, но это не сильно радовало. Огонь из стрелкового оружия беспрерывно велся по всей территории острова. Отсюда и наши потери.

Чтобы улучшить занимаемые позиции, наш 2-й батальон в первый же день с утра предпринял атаку через болото. Но солдаты, не пройдя и 30 метров, попали под ураганный минометный огонь. Пришлось отступить и перенести всю линию обороны назад под защиту высокой дюны. Пространство перед передним краем нами было оборудовано хитроумной системой ограждений, в возведении которых довелось принять участие и мне. Русские, хорошо разбиравшиеся в местности, неоднократно пытались взять эту никем не занятую полосу и не раз предпринимали атаки через болото, но пройти не смогли.

Наши основные артиллерийские части располагались далеко позади нас, у города Черкассы. Им было чем заняться, подавляя постоянно сменяющиеся батареи противника. Русские, скорее всего, разместили всю артиллерию, оставшуюся у них после переправы через реку, в лесочках на противоположном берегу Днепра.

В 10 часов утра русские предприняли контратаку и пробили нашу оборону справа от нас, там, где условия местности были для них более благоприятны. Они приблизились к позициям взвода, и от нас их отделяло всего каких-то 300 метров. Несмотря на то что огневой вал, предшествовавший атаке русских, прокатился и по нашей позиции, мы развернули орудия и начали стрелять прямой наводкой. С такими людьми, как Фербер и Колб, делать это было одно удовольствие. Тут связь с командиром оборвалась, и связисту пришлось идти ее восстанавливать. Но до этого Гетц успел услышать наш доклад и отдать команду: «Огонь!»

Коренастый связист, которому Гетц поручил найти обрыв, был родом из Моравии. Простой крестьянский парень с развитыми техническими наклонностями раньше служил возничим, и теперь ему предстояло убедиться, что тяжелый труд по уходу за лошадьми имеет свои преимущества. Но ему было все нипочем, и буквально через пять минут он восстановил связь. Мы доложили Гетцу, что под нашим огнем русская пехота залегла и сейчас ведет перестрелку с нашими пехотинцами. Гетц сообщил печальную весть о том, что пуля попала Блуму в левый глаз и через пять минут он умер.

Мы расстреляли весь наш боезапас. Я ожидал, что Гетц прикажет мне заменить погибшего Блума, но он, видимо, хотел остаться один на один со своим связистом. Мне было поручено организовать доставку на позицию боеприпасов, продовольствия и стереотрубы.

Переждав артиллерийский налет, я бросился в лес, начинавшийся в 100 метрах от нас, и по гати зашагал через джунгли сплетенных между собой веток. Деревянный настил оборвался возле трясины. Бревна были разбросаны и валялись в черной болотной жиже. Дорогу восстанавливала группа саперов, прокладывая новые бревна. По ней к