Озерные страсти - Татьяна Алюшина

– У-у-у-ммм, – простонала бессильно Анюта, показательно-театрально уронив голову на колени.

На следующее утро Анна не поехала на дальнее озеро. Да и на ближнее тоже, вообще никуда не поехала. Ну, во-первых, после вчерашнего происшествия было как-то боязно и неприятно оказаться снова в лесу. Вот если бы они пошли с Антоном Валерьевичем на озеро, тогда другое дело, с ним ей совершенно не страшно, а одной стремновато как-то. Во-вторых, тетушка практически в категорической форме потребовала у племянницы отказаться от велосипедных прогулок, хотя бы на ближайшее время. В-третьих, измученная вчерашним бесконечно тянущимся, ужасным, полным стрессов и переживаний днем, Аня проспала мертвым сном без сновидений практически до десяти утра.

И, видимо, чтобы совсем и окончательно уничтожить любые робкие порывы Анны поразмышлять и посомневаться на тему прогулок по лесу, с самого утра зарядил грустный туманный летний дождь-моросильник, от которого промокает все вокруг, напоминая о быстротечности обманчивого северного лета.

Так что идти вообще никуда не хотелось, и Анна, к откровенной радости Александры Юрьевны и Лены, затеяла печь пирожки.

Бабушка Муся, вернее, прабабушка, но не суть, научила Анну основам пекарского дела, когда та была еще девочкой, и с годами передала внучке все свои тайные рецепты и секретные приемы выпекания, так что Анна достигла настоящего мастерства и искусства в этом деле уже к семнадцати годам и очень его любила и совершенствовалась постоянно.

Настолько любила, что пекарство стало ее третьим творческим талантом после живописи и вышивания. Вся родня, друзья и близкие обожали ее выпечку, откровенно балдея от удовольствия, каждый раз поражаясь вкусноте ее изделий, посылая далеко и надолго утверждения о вреде мучного и печеного, а получаемое от ее пирогов и пирожков наслаждение стоило каждой их калории.

Выпечка, которую она готовила, не имела себе равных, давно уже превзойдя даже шедевры ее наставницы. Как давным-давно объяснила ей Мусечка, для того чтобы тесто подходило, дышало и выпекалось самым волшебным образом, нужны руки. В прямом смысле – сие волшебство зависит от рук, работающих с тестом, от особой энергии и от энергии, излучаемой самим человеком. По всей видимости, Анюта обладала этим редким типом энергии и чем-то там особым в ее руках.

Увы, но печь Анне удавалось редко в силу ее невероятной занятости, разве только что-то быстрое, легкое, не требующее много времени, для Ромчика. Когда Анна увлекалась любимым делом, полностью отдавалась и погружалась в него с головой, то частенько напевала-мычала тихонько какую-нибудь мелодию, сама не зная какую, растворяясь, погружаясь в творчество настолько, что забывала обо всем, словно проваливалась в какое-то иное измерение и пространство. А со своим тестом она всегда разговаривала, нашептывая ему что-то доброе, нахваливая да приговаривая древние «говорилки».

Вот и в этот раз настолько увлеклась и погрузилась в процесс, что и не заметила, как напекла несколько противней пирожков разной формы с разной начинкой. А когда закончила, достала-разложила и обвела взглядом большие плетенки, устеленные хлопковой тканью, наполненные с горой пирожками, то как-то обалдела от собственного столь продуктивного производственного энтузиазма.

Зато Александра Юрьевна с Леной пребывали от такого погружения Анюты в творчество в полном восторге. И тут же накрыли стол на веранде, где под легкий шумок не столько идущего, сколько висящего туманной дымкой в воздухе дождика, они втроем с благостным удовольствием и наслаждением в неторопливости дачных посиделок распивали чаи, объедаясь вкуснейшими пирожками.

– Меня сегодня конкретно достали звонками с самого утра, расспрашивая про вашего найденыша, – пожаловалась тетушка Александра. – Даже Олимпиада Власовна снизошла, позвонила и как бы между делом заметила, что хотела бы услышать подробности из первых уст. То бишь из твоих, Анюта.

– Ну, давай я, что ли, к ней схожу, – предложила без особого рвения Анна, от сытости, пробудившей леность, сидевшая над чашкой с недопитым чаем, расслабившись, словно растекаясь, меланхолично подпирая рукой щеку. – Заодно вон пирожками угощу, а то напекла на взвод.

– Я тебя, разумеется, не заставляю и даже не прошу, но было бы неплохо, – заметила тетушка.

– Тебе для налаживания контактов надо? – уточнила Аня.

– Ну, в принципе, они у меня и так основательно налажены, но следует не забывать регулярно их укреплять и окучивать. А эта старая змея крепко держит своего Костика в руках и ведет дела семьи, влияя даже на его рабочие решения, – делилась размышлениями тетушка.

– Умх, – вздохнула сыто-лениво Аня и посетовала: – Жаль, что Ромки нет, вот бы кто сейчас лопал и стонал от счастья. Я так по нему соскучилась, прямо ужас как.

– Ничего, послезавтра увидитесь, – напомнила Александра Юрьевна.

– Ум-м-м, – снова вздохнула Аня и решила: – Ладно, схожу. Угощу старушку и побеседую. Ради тебя, тетушка, я и не на такие подвиги способна.

– Мерси, – улыбнулась ей ласково Александра Юрьевна.

Дождь все дрожал в пространстве, как коллоидная смесь, заметно охладив температуру окружающей среды, размачивая все вокруг какой-то особой въедливой сыростью, в которой расплывались, тонули очертания домов и приглушались звуки. На улицах никого не было: ни встречных, ни поперечных – никаких, даже заблудших. Оно и понятно: жители сидели по домам, не высовывая носа за двери в такую-то погоду.

В этом замершем, остановившемся времени, в промокшей тишине Анне казалось совершенно инородным звуком шуршание ее дождевика и слишком громкими ее шаги, шлепавшие по лужам резиновыми сапогами. А зонтик, который она держала над специальной пекарской корзиночкой с пирожками, прикрытой полиэтиленовым пакетом поверх льняного полотенца, висевшей на сгибе ее руки, что она прижимала к себе, выполнял функцию какого-то нелепого девайса, имевшего непонятное предназначение, ну уж точно не защиты от дождя.

Идти из самого конца, где располагался их участок, к началу улицы, сворачивать, проходить по перпендикулярной улице мимо еще одной линии и идти до середины третьей улицы к нужному дому Анне было лень и совершенно не хотелось. Поэтому она пошла по тем сократам, которые хорошо знала, – узкий, чуть больше метра проход между заборами двух участков, который выводил с их линии на параллельную улицу, а на той надо было пройти три дома вверх и нырнуть в следующий проход между заборами, выходивший к задней стене магазина, стоявшего на центральной улице, и выйти, можно сказать, на главную площадь «Озерного».

Хорошо, что Анна была в сапогах: затея с сократами оказалась не самым идеальным решением, потому как первый проулок превратился в одну сплошную длинную лужу. Во втором дела обстояли чуть получше, вернее, посуше: лужи имелись, как же без них, но не сплошным венецианским каналом, а перемежавшимися озерцами.

Анна шагнула в сумеречную затемненность проулка и, внимательно глядя под ноги, чтобы не ступить в глубину какой-нибудь непредсказуемой лужи и не набрать воды за голенища, уже добралась до середины прохода, когда услышала чей-то властно-недовольный раздраженный голос. Говоривший явно старался сдерживать и приглушать рвущееся из него возмущение, с трудом справляясь с этой задачей, настолько его переполняли эмоции.