Если честно - Майкл Левитон

Одной из первых уже известных мне групп, на концерт которой мы пошли, была Nirvana. Причем папа был гораздо более серьезным их фанатом, чем я – я-то слышал только самые известные их хиты. А еще это был первый на моей памяти концерт, где отец оказался единственным взрослым, сколько хватало глаз. Я с презрением оглядывал стадион, набитый одинаковыми фланелевыми трутнями, одетыми в стиле гранж[37].

Концерт открывал комик Бобкэт Голдтуэйт. Нам с отцом такой эксцентричный и даже несколько насмешливый ход пришелся по вкусу. Мне понравился неповторимый хриплый голос Бобкэта. Начал он с того, что попросил поднять руки всех, кто уже отоварился чем-нибудь из новой линейки Gap в стиле гранж. Стадион взорвался хохотом, чему я знатно удивился – я совершенно не ожидал, что собравшиеся окажутся способны посмеяться над собственной модной конъюнктурностью.

Уже после первых нескольких песен я почувствовал, что папе что-то не дает покоя. Он сказал:

– Потрясающая группа, искренняя и самобытная.

Я точно знал, что дальше будет «но».

– Но меня жутко бесят их костюмы. У меня буквально перед глазами стоит картинка, на которой эти ребята режут свои джинсы ножницами и специально взлохмачивают волосы, поливая их лаком. Это, наверное, самое не-панковское, что вообще бывает на свете. Они явно из кожи вон лезут, чтобы создать видимость, будто им плевать, как они одеты, – отец покачал головой. – Многие из гениальных музыкантов носят костюмы, но они признают, что это лишь костюм. Грейс Джонс и Дэвид Боуи не делают вид, будто они только что вылезли из постели. Nirvana попросту лгут в этом отношении.

– Точно, – поддержал я, восхищаясь отцовской проницательностью. – Явная фальшивка.

– Что ж, они еще молоды, – подытожил папа – Может, с возрастом им удастся примириться с собой настоящими.

Навострив уши в моем школьном автобусе, можно было подумать, что смотришь плохое кино, полное стандартных диалогов, клише и переигрывания. Ребята вокруг меня наперебой хвастали своими очевидно вымышленными дерзкими преступлениями и успехами в сексуальной жизни. Они взахлеб рассказывали смехотворные истории о потасовках со старшими ребятами и кончавшимися постелью романами из прошлых школ, хотя даже не были способны вспомнить имена выдуманных героев этих историй. Интереснее всего было то, что я ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то усомнился в их истинности.

В то лето я ходил на курсы, проходившие на кампусе колледжа, известные в школьной среде как «лагерь ботаников». В первый же день нашего знакомства мы все сидели на траве и по очереди хвастались достижениями на личном фронте. Надо сказать, что в автобусе такими вещами обычно кичились ребята ощутимо постарше и покруче. Из этих же ребят большая часть была еще ниже меня и хуже развита физически. Маленькие ботаники называли касание груди второй базой, минет – третьей, а полноценный секс – хоумраном[38]. Тринадцатилетнему мне сложно было даже помыслить о том, чтобы хотя бы подружиться с какой-нибудь девочкой, не говоря уже о поцелуе. Ребята тем временем по кругу рассказывали о том, что добрались до второй или даже третьей базы. Я был абсолютно уверен в том, что они лгут, а потому стал задавать уточняющие вопросы, заставляя их более детально описывать мнимые минеты. Субтильный блондинчик, который, собственно, начал эту игру, быстро потерял самообладание и рявкнул, чтобы я заткнулся и не перебивал. Когда очередь дошла до него, он склонил голову чуть набок и усмехнулся, смешно подражая взрослым.

– Я дошел до третьей и почти до хоумрана, – заявил он. Остальные впечатлились.

Когда пришел мой черед, я честно сказал:

– А я ни до каких баз не добирался.

Блондинчик указал на следующего за мной парня, даже не оставив остальным времени отреагировать на мои слова. Следующий заявил, что добрался до третьей. Я начал закипать. После того, как высказался последний из собравшихся, я заявил:

– Не знал, что мы тут делимся вымышленными историями.

Ребята стали нервно переглядываться, надеясь, что среди них найдется кто-нибудь, кто сможет достойно ответить мне. Неловкое молчание прервал блондинчик, встав и предложив пойти разжиться газировкой.

Я не знал, верили ли они сами друг другу или же их общение вовсе не строилось на доверии и честности. Но в итоге я в тот день выработал неплохой метод изобличения лживых россказней.

Было ясно, что многие люди лгали с целью искусственного повышения собственной социальной оценки. Те ребята хвастались вымышленным сексом, пытаясь казаться взрослее и круче. Естественно, отсутствие особенного воображения, креативности и смекалки не позволяло им выдумать убедительные подробности своих мнимых постельных приключений. Они говорили весьма общо, вероятно, присваивая себе подслушанные где-то чужие рассказы и явно не рассчитывая, что кто-то начнет что-то у них уточнять. Для обличения такой лжи требовались всего два простых вопроса: во-первых, повышает ли эта ложь социальную оценку говорящего, а во-вторых, желай они ее повысить, стали бы они использовать именно такую байку? После проверки этими двумя вопросами обычно оказывалось, что почти все, что говорили мне и друг другу мои сверстники мужского пола, было ложью.

Я почему-то был уверен, что у девочек все обстояло иначе. Я подслушивал их разговоры и наблюдал за ними издалека. Девочки обычно разговаривали о своих переживаниях и чувствах. Многие из них что-то писали в закрытых на маленькие замочки дневниках, а я гадал, что за мысли и истории могут требовать такого уровня секретности. Девочки достаточно открыто самовыражались, и я поставил себе задачу поскорее выяснить, как с ними можно подружиться.

Вернувшись в летний «лагерь ботаников» в четырнадцать, я встретил девочку по имени Майя, которой нравилось обсуждать личные темы. В ходе первого же нашего разговора она рассказала мне историю своего появления на свет: ее мама хотела завести ребенка, но не желала выходить замуж, поэтому уговорила своего бывшего парня зачать с ней ребенка, а растить его, дескать, она будет сама. Еще Майя рассказала мне о своем восемнадцатилетнем парне, оставшемся в Вашингтоне, откуда она была родом, и поделилась со мной своими соображениями и наблюдениями на тему секса. Она предполагала, что способа уметь хорошо заниматься сексом с кем угодно не существовало и что это все зависело от совпадения интересов участников. На ней была футболка тай-дай и шорты, и я сказал, что она одевается практически как мой отец. Она ответила, что одевается так же, как ее мама. Это был первый за всю мою жизнь интересный разговор с кем-то помимо родственников.