Защитник - Конн Иггульден

Мардоний улыбнулся, увидев, что гость расслабился, хотя и подозревал, что все это может быть игрой. Конечно, Артабазу было интересно, что он скажет.

– Я знаю, что могу доверять тебе, – произнес наконец Мардоний.

– Вне всякого сомнения, – подтвердил гость.

– Я поговорю с Гидарнесом и Масистием. Вы трое – мои самые доверенные люди наряду с моими сыновьями. Теперь я должен полагаться на вас и нести ответственность – передавать приказания каждому полку и следить за их выполнением. Мне поручено задание, Артабаз, и я должен быть уверен, что вы понимаете его важность. Любое неповиновение должно быть исключено, никакие толкования недопустимы. Это ясно?

– Конечно! – ответил Артабаз и наклонился вперед так, что рыхлый живот накрыл сложенные руки. – Я прибыл сюда, чтобы служить царскому дому Персии. В этом отношении ничего не изменилось! Только самому плохому работнику нужен надсмотрщик – следить за тем, чтобы он не спал весь день напролет. Мы знаем, что должны делать.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Мардоний. – Великий царь поставил передо мной задачу – подчинить греков. Он хочет, чтобы они стали верными вассалами персидского двора.

Легкая морщинка прорезалась между бровями Артабаза.

– Думаю, что понимаю тебя. В твоей власти уничтожать и забирать в рабство. Прикажи мне, и я, конечно, подчинюсь. Безусловно.

Мардоний на мгновение отвел взгляд. Отчасти молчание требовалось, чтобы собраться с мыслями, но также и для того, чтобы напомнить сидящему перед ним человечку, что тот теперь – исполнитель желаний полководца. Накануне Мардоний наблюдал, как греки громят персидский флот, с каждым часом действуя все увереннее и искуснее. Оглядев лежащий в руинах город, разрушенные стены и горящие улицы, он отправил своих людей произвести подсчет припасов.

Доложенный результат не обрадовал Мардония. Персидская армия провела в походе несколько месяцев, и каждого человека нужно было кормить два или три раза в день. Огромные объемы поражали воображение, но ни планирование, ни тайники с продовольствием, оставленные вдоль маршрута, не помогли – запасы были на исходе, а зима между тем приближалась.

Плохо скрытое беспокойство Мардоний ощущал и в своем ближайшем помощнике, который тоже чувствовал себя брошенным на произвол судьбы с тех пор, как Ксеркс запаниковал и не смог взять себя в руки. Гнев и злость сопровождались словами, повторить которые вслух Мардоний никогда бы не решился. Да, их оставили на чужой земле, без запаса продуктов, с двумястами тысячами голодных воинов, которых надлежало сохранить живыми. Никто не воюет зимой! Это невозможно. Зимой мужчины обычно возвращались домой, вешали меч над дверью, ели сушеные яблоки и зерно, запасенные семьей. Армия должна была либо везти продукты с собой, либо добывать их на месте. С наступлением холодов голод и смерть угрожали любому, кому достало глупости застрять в поле. И вот теперь он оказался в таком положении, а продуктов едва хватало, чтобы прокормить людей еще месяц.

– Я собираюсь отправиться на север, – сказал Мардоний, – в область Фессалии. Это богатая равнинная земля со стадами овец и хорошими урожаями. Мне говорили, что этот край известен как житница эллинов.

Он отвернул угол ковра, на котором сидел, сгреб горсть пыли и добавил:

– Не то что здесь. Если мы останемся в Аттике, то умрем от голода еще до весны.

Артабаз переваривал услышанное, опустив голову и пряча глаза. После недолгого молчания он кивнул:

– Как скажешь, так и будет. Я повинуюсь. Великий царь поручил тебе довести дело до конца. Ты несешь ответственность.

Не была ли в этих словах скрыта колкость? Мардоний не знал. Артабаз, разумеется, задумывался и о собственном будущем – возможно, о продвижении по службе, если Мардонию не удастся добиться победы. Полководец позволил себе натянуто улыбнуться, кивнув конкуренту. Ответственность действительно лежала на нем, и он не относился к числу тех, кто боится власти. Мардоний получал удовольствие от нее и от всего, что было с этим связано. Полагаться на других всегда приятнее, чем быть тем, на кого полагаются. Эта мысль и определила его ответ.

– Я знаю, что ты будешь моей правой рукой, Артабаз, что любые приказы, которые я отдам, будут выполнены быстро и четко. Слава небесам, у меня есть такие люди, как ты, Гидарнес и Масистий. Покажите себя с лучшей стороны, и я возвеличу вас.

Для того, кто имел уши, чтобы слышать, заявление прозвучало не слишком обнадеживающе. Мардоний ясно давал понять, что возложит ответственность – или вину – на подчиненных. Так было всегда, и Артабаз не удивился. Подняв руки над головой, он покорно распластался на земле.

– Ты оказываешь мне честь, – сказал он, когда Мардоний велел ему встать. – По правде говоря, я думаю, у нас нет другого пути. В городе, который мы сожгли, ничего не осталось. Кто бы там ни жил, этой зимой они наверняка умрут с голоду. Я скажу Масистию, что мы направляемся на равнины Фессалии. Наш начальник конницы больше думает о лошадях, чем о своих людях, так что он будет доволен.

Под полуопущенными веками промелькнуло беспокойство.

Наблюдая за сменой выражения лица гостя, Мардоний вздохнул. Каждый наделенный властью человек должен решать две задачи: умиротворять тех, кто наверху, и одновременно запугивать тех, кто внизу. Подобострастный и покорный в его присутствии, Артабаз становился жестоким тираном в отношении подчиненных. В результате на всех уровнях власти присутствовал элемент обмана, поскольку каждый начальник выбирал путь, который наилучшим образом поддерживал его статус. Тем не менее ситуация требовала ясности, и Мардоний ждал вопроса, который, как он понимал, должен был неизбежно последовать.

– Наш поход на север… – осторожно начал Артабаз, – не придется ли нам проходить вблизи земли спартанцев? Я видел карту, и, согласно ей, наш маршрут пролегает восточнее, но не настолько далеко, чтобы они не решились выйти.

Мардоний знал, что Фермопилы отравили страхом всю армию, а не только тех, кто находился непосредственно в его подчинении. Никто из персов никогда прежде не видел таких воинов, как эти безумцы в красных накидках. Одно только число убитых ими внушало ужас. При мысли о встрече с тысячами таких безумцев даже самые храбрые ощущали холодок в груди.

– По словам наших союзников-греков, спартанцы построили стену и прячутся за ней. Они не выйдут из-за нее, а если выйдут, мы сокрушим их. – Мардоний махнул рукой, привлекая внимание гостя к окружающим холмам и равнинам, занятым, насколько хватало глаз, полками персидской армии. – Мир никогда еще не видел такого войска, как это. Я не боюсь тех немногих, кого Спарта может выставить на поле битвы против них.

Это было сказано с большой уверенностью. Артабаз снова опустил голову, решив наклониться и поцеловать сандалию полководца вместо произнесения каких-либо слов.

И только когда он ушел, Мардоний спросил себя, означал ли этот жест согласие или возражение.

Глава 9

В пролив у Саламина ворвался восточный ветер. На глубоководье экипажи триер поднимали из трюма мачты и ставили паруса. Подводя галеры ближе к берегу, гребцы налегали на весла, и длинные кили прорезали борозды в песке.