Ключ от Королевства - Марина и Сергей Дяченко

— Сюда…

Волоча за собой едва живого Гарольда (откуда только силы взялись?), я кинулась в переулок. Поворот, ещё один поворот — и снова тупик. На этот раз дорогу преградила стена, сложенная из серых гладких валунов. По стыкам, замазанным глиной, скатывались струйки воды — здесь пробивался ручей.

— Приехали…

Я оглянулась. За поворотом не было видно огней, но я точно знала, что они там. Наши преследователи, кем бы они ни были, уже свернули в переулок, и бежать теперь на самом деле некуда.

— Дай мне посох.

— Что?

— Учи меня, как драться посохом! Должно же быть какое-то заклинание. Молнией их поразить, ослепить хотя бы. Давай учи!

— Это высшая боевая магия!

— А я маг дороги! И я… я хочу вернуться домой!

Гарольд сидел на земле. В темноте я не видела его лица. Он сопел.

Уже можно было разобрать грохот башмаков и приглушённые голоса.

— Значит, так, — сказал Гарольд спокойно и немножко сварливо, как он обычно со мной говорил. — Урок первый. Поражаем врага боевым заклятием. Возьми посох двумя руками, навершие — вперёд, на врага. В животе, на месте солнечного сплетения, почувствуй горячий клубок — это твоё желание остаться в живых и вернуться домой. Усилием воли сожми клубок потуже, подними вверх, в грудь, через сердце и левую руку передай в посох, он усилит твою волю… И выбрасывай вперёд, врагу в лицо!

В этот момент из-за поворота показались огни. Это были факелы — лоскуты огня на палочках. В их свете я увидела синие рожи, здорово изрезанные, исполосованные хрусталём. Блестели зубы. Блестели клинки. Один «вампир» держал перед собой какую-то штуку, кажется, арбалет…

Я ощутила, что у меня в животе действительно ворочается тугой горячий клубок!

Не знаю точно, где у меня сердце. Мышцы живота заболели; усилием воли я подняла клубок в горло, поперхнулась, снова уронила вниз, подняла на этот раз правильно — почувствовала, как затрясся посох в руках. Левая ладонь сделалась горячей, а правая — ледяной. И вот когда самый главный синелицый поднял свою стреляющую штуку — я плюнула ему в лицо огнём из посоха.

Бабах!

Перед глазами на мгновение сделалось белым-бело. Меня швырнуло к стене. Я стукнулась затылком, но посоха не выпустила. Свободной рукой протёрла глаза: видят ли?

Враги в переулке исчезли. На земле валялись два факела, валялись и горели.

Вз-з! — просвистела стрела. Тюкнулась в камень за моей спиной.

— Ложись! — крикнул Гарольд. Я упала на землю рядом с ним. Перекатилась на правый локоть, выставила посох перед собой.

— Они вернутся, — сказал Гарольд.

— Пусть возвращаются! — хвастливо предложила я.

Ох, напрасно я хвалилась. Второй раз поразить врагов у меня не вышло — посох только плюнул синими искрами. Враги, правда, отшатнулись, но тут же снова перешли в наступление. Их было пятеро или шестеро. Они подобрались так близко, что я почувствовала их запах — отвратительно кислый, вонючий дух.

Неужели я никогда больше не увижу маму?!

Неужели не вернусь домой, не стану наряжать ёлку с Петькой и Димкой?

Посох выбросил сноп огня — конечно, не такой сильный, как в первый раз. Но и враги на этот раз были ближе. Обожжённые, они завопили, заругались на непонятном языке и отступили за угол.

— Гарольд, ну чего они пристали? Что им от нас надо?!

Мой учитель не отвечал. Только вздыхал тяжело и с присвистом: как будто и дышать ему было трудно. Я прицелилась.

Теперь я знала, как выталкивать огонь из посоха. И знала, как много сил на это требуется. И чувствовала, как с каждым «выстрелом» меня становится всё меньше и меньше. Я будто таяла, худела и слабела. Глаза слезились, плохо видели, приходилось полагаться на слух. Враги старались двигаться бесшумно, но битый камень под их подошвами скрипел со страшной силой.

Бабах!

Успели увернуться. Отскочили за угол.

Бабах!

Один, кажется, упал. Другой ругается. Значит, попала.

Уйдут они когда-нибудь?!

Бабах!

Я видела, как огненная струя вырывается из посоха. Как летит, освещая землю и даже низкие облака. Но вместо того, чтобы ударить во врага, мой огонь вдруг отразился, будто от зеркала, и ровной струёй ушёл вверх, в небо. А посох в руках затрясся, задёргался, затрещал — и вдруг переломился пополам!

— Ай! Гарольд! Ай!

— Тихо, Лена, — донёсся из переулка знакомый голос. — Свои.

И я увидела Оберона.

По рассказу моего учителя выходило, будто лучшее, что может сделать сейчас король, — отрубить ему, Гарольду, голову при большом стечении народу — или хоть при малом, лишь бы поскорее. Оберон слушал его так серьёзно, что я испугалась: а вдруг сейчас возьмёт да и отрубит?!

Гарольд брал на себя вину в том, что пошёл, как дурачок, со старым знакомым в трактир, дал себя напоить вином с «пыльцой скныря», подверг меня смертельной опасности и вместо того, чтобы сразу же, едва вырвавшись из «Хрусталя», звать короля на помощь, — решил скрыть происшествие, понадеялся на собственные силы и опять-таки подверг меня смертельной опасности. Я поначалу пыталась вставить в его рассказ объяснения от себя — но Оберон один раз искоса на меня взглянул, и я замолчала.

Гарольд закончил свой рассказ. Оберон ни о чём не стал переспрашивать, только сказал, как ни в чём не бывало:

— Иди умойся.

И Гарольд, понурив голову, вышел. Он в самом деле выглядел ужасно: царапины затянулись, но лицо было сплошь вымазано кровищей, и волосы слиплись сосульками.

Оберон перевёл взгляд на меня.

— Вы же не отрубите Гарольду голову? — выпалила я.

— Я похож на человека, который рубит головы верным людям и отличным бойцам?

Мне стало неудобно.

Мы сидели в королевском шатре, раскинутом посреди самой большой городской площади. Здесь было тепло и спокойно; снаружи мерно стучали шаги — расхаживала стража. Не верилось, что какой-нибудь час назад я лежала в грязи на пузе и прощалась с жизнью.

— Испугалась? — спросил Оберон.

— Да, — призналась я. — Очень.

— Понимаю. — Оберон кивнул, будто снимая с моей души груз. — Я в тебе не ошибся, Лена.

— Мы там один ресторанчик разнесли вдребезги, — сказала я извиняющимся тоном.

— Поужинать хоть успели?

— Нет, — призналась я и поняла, что до этой минуты есть мне совсем не хотелось.

Оберон сдёрнул салфетку с тарелки на низком столике. Без слов пододвинул ко мне. Ломтики мяса и ломтики теста остыли, но, когда я вонзила в них зубы, во рту моем образовался вкус праздника.