Константин Великий. Первый христианский император - Джордж Бейкер

Однако имеются и другие факты, на основании которых мы можем понять, насколько значимым и разнообразным было иноземное влияние в Эбораке. Один из галльских торговцев, вероятно, оставил нам жертвенник бога Арциакона, до сих пор представляющий загадку для археологов. Трудно сказать, что это было за божество, но во всяком случае оно занимало не последнее место среди божеств, которым поклонялись в данной местности. Некоторые полагают, что Арциакон покровительствовал жителям Артиаки, области в верхнем течении Сены; а оттуда недалеко и до Лангра, где Констанций расселил алеманнов. Однако в Эбораке почитались и другие божества, куда более экзотические, чем этот незамысловатый бог Арциакон из Артиаки. Возле железнодорожного вокзала Йорка раскопали храм египетского бога Сераписа. Недалеко от него обнаружили небольшую золотую пластину, на которой были выгравированы гностические письмена – без сомнения скрывающие под покровом тайны некоторые элементарные нравственные нормы, которыми непосвященные никогда не заинтересовались бы, не будь они представлены как некое эзотерическое знание… Кем бы ни был владелец этой вещи, он явно был не просто обывателем и из земель куда более отдаленных, чем Артиака.

В Йорке наверняка существовал храм Митры. В этом можно не сомневаться, если вспомнить, что это был город-крепость. Судя по времени, азиатский культ Митры был распространен среди военных в большей степени, чем в каком-либо другом слое общества.[19]

Отличие митраизма от официальных культов, таких, как культ августа, достойным последователем которого был Верекунд Диоген, заключалось в том, что митраизм представляет собой живую и последовательную религию, хранившую дух подлинного братства и имевшую собственную систему символов. Это был одновременно своеобразный клуб, и благотворительное общество, и церковь со своей моралью и вдохновляющими на подвиг идеалами. Вероятно, эта религия в большей степени отвечала чаяниям солдат, чем более мягкий культ Сераписа. Изображения Митры – юноши во фригийском колпаке – до сих пор предстают нам на монументах и гробницах. Посвященные ему храмы назывались «пещерами», в память о событиях его жизни; а кровавая купель, в которую погружался неофит во время обряда инициации, не предназначалась для старых дам и невротиков. Однако стойкий человек вставал из нее (по крайней мере, так считалось) обновленным, очищенным, достигшим совершенства и познания тайн.

Ужасы кровавой купели митраизма не должны создать у нас искаженного представления о характере людей, живших в римском Йорке. Они по большей части были столь же респектабельны, набожны и сентиментальны, как и сегодняшние жители Йорка. Наверняка их жилища украшал портрет августа. Возможно, эти портреты завез в Йорк в большом количестве Верекунд Диоген или один из его собратьев. От жилых построек Эборака не осталось ничего. То, что пощадили пикты и гойделлы, уничтожило неумолимое время… Вероятно, Йорк, как и любой другой город Британии, отличался от европейских городов меньшей плотностью застройки. Видимо, тогда уже проявились любовь к садам и стремление иметь перед своим домом хоть небольшой палисадничек, свойственные нынешним англичанам.

Сегодня мы назвали бы этот город городом садов. И хотя Йорк был в большей степени деловым центром с менее планомерной застройкой, вероятно, между ними имелось нечто общее. Большая часть застройки являла собой виллы, а не сплошные ряды стоящих вплотную домов, разделенные узкими улицами. Мы можем представить в общих чертах британский вариант виллы по руинам загородных домов, разбросанных по всей стране. В римской Британии возник своеобразный архитектурный стиль в строительстве, который соответствовал ее климату: очаровательные, воздушные постройки с красными черепичными крышами, более напоминающие современную американскую архитектуру, чем английскую более позднего периода. В домах были мозаичные полы, ванны и отопление. Стены штукатурили или красили, как и в Риме… Особую прелесть этим виллам придавали открытые пристройки, похожие на распростертые крылья орла. Нечто подобное могло появиться только в условиях «pax Romana». После них в Британии появились и просуществовали более тысячи лет темные, мрачные дома-крепости, в которых не осталось и следа старого римского духа.

Многие штрихи свидетельствуют о том, что Йорк времен Констанция мог не стыдиться грядущих веков. Только в последние десятилетия европейская цивилизация достигла того уровня материального благосостояния и культуры, который Эборак мог продемонстрировать в те давние дни: планомерная застройка, учитывавшая интересы горожан – купцов, чиновников и простых людей, центральное отопление, магазины, общественные здания, дороги, и, возможно, слишком послушные, слишком респектабельные жители с их абстрактным человеколюбием и наивной беспомощностью.

Гости с северо-западных границ, возможно, стояли и с любопытством следили за погребальной процессией, а затем разглядывали на кладбище надгробные камни, которые мы теперь видим в музее, с их обыденными и трогательными надписями, рассказывающими нам, помимо всего прочего, о том, что человеческие привязанности, потери и горе были в те времена, как и сейчас, неизбежны и необъяснимы. Когда мы смотрим на эти камни, становится ясно, что в римском Эбораке люди задавали себе те же вопросы, которые тревожат человечество и сейчас. Мир – в Йорке и в любом другом месте – с нетерпением ждал ответов.

Если мы хотим получше узнать, что представлял собой горожанин Йорка того времени, можно бросить взгляд на мемориальный камень Юлии Велва – правда, на нем не указано, была ли она замужней дамой или нет. На изображении на почетном месте возлежит сама Юлия – немного увядшая, но ведь, конечно, в свои пятьдесят она была уже не так молода, как когда-то. У ее изголовья сидит человек, на чьи деньги был воздвигнут камень, ее наследник – Аврелий Меркуриал… Нет, это вовсе не грубый выходец из Богемии, не оборванец с границ. Обратите внимание на его аккуратно подстриженные бакенбарды, ухоженную бороду, идеальную стрижку. Его тога выписана тщательно (видимо, по его личному указанию и под его личным наблюдением) – она собрана изящными, скромными складками, как у любого хорошо одетого и благовоспитанного жителя Йорка его возраста… Это абсолютно цивилизованный, приличный, элегантный и неглупый человек; судя по его виду, он знаком с работами Марка Аврелия и понимает, что внешние события не должны волновать истинного философа – или, во всяком случае, истинный философ не должен волноваться по их поводу… Он бы принял нас со всей возможной учтивостью, про себя отметив, что наши тоги надеты не совсем правильно.

Такими были люди, задававшие тон в торговых делах Йорка и рейнских земель. Без сомнения, Аврелий Меркуриал, не ленясь, лично занимался своим поместьем, которое первоначально принадлежало Юлии, а потом перешло в его собственность. Возможно, он, как и Юлия, был бриттом по происхождению и вел свой род от бригантов, которые с незапамятных времен владели землями Верхней Британии.