Игрок - Федор Достоевский

— Помилуйте, тетушка, разве дуэли возможны? — отвечал сусмешкой генерал.

— А почему невозможны? Мужчины все петухи; вот бы и дрались.Колпаки вы все, как я вижу, не умеете отечества своего поддержать. Ну,подымите! Потапыч, распорядись, чтоб всегда были готовы два носильщика, найми иуговорись. Больше двух не надо. Носить приходится только по лестницам, а погладкому, по улице — катить, так и расскажи; да заплати еще им вперед,почтительнее будут. Ты же сам будь всегда при мне, а ты, Алексей Иванович, мнеэтого барона покажи на гулянье: какой такой фон-барон, хоть бы поглядеть нанего. Ну, где же эта рулетка?

Я объяснил, что рулетки расположены в воксале, в залах.Затем последовали вопросы: много ли их? много ль играют? целый ли день играют?как устроены? Я отвечал, наконец, что всего лучше осмотреть это собственными глазами,а что так описывать довольно трудно.

— Ну, так и нести прямо туда! Иди вперед, Алексей Иванович!

— Как, неужели, тетушка, вы даже и не отдохнете с дороги? —заботливо спросил генерал. Он немного как бы засуетился, да и все они как-тозамешались и стали переглядываться. Вероятно, им было несколько щекотливо, дажестыдно сопровождать бабушку прямо в воксал, где она, разумеется, могла наделатькаких-нибудь эксцентричностей, но уже публично; между тем все они самивызвались сопровождать ее.

— А чего мне отдыхать? Не устала; и без того пять днейсидела. А потом осмотрим, какие тут ключи и воды целебные и где они. А потом…как этот, — ты сказала, Прасковья, — пуант, что ли?

— Пуант, бабушка.

— Ну пуант, так пуант. А еще что здесь есть?

— Тут много предметов, бабушка, — затруднилась было Полина.

— Ну, сама не знаешь! Марфа, ты тоже со мной пойдешь, — сказалаона своей камеристке.

— Но зачем же ей-то, тетушка? — захлопотал вдруг генерал, —и, наконец, это нельзя; и Потапыча вряд ли в самый воксал пустят.

— Ну, вздор! Что она слуга, так и бросить ее! Тоже ведьживой человек; вот уж неделю по дорогам рыщем, тоже и ей посмотреть хочется. Скем же ей, кроме меня? Одна-то и нос на улицу показать не посмеет.

— Но, бабушка…

— Да тебе стыдно, что ли, со мной? Так оставайся дома, неспрашивают. Ишь, какой генерал; я и сама генеральша. Да и чего вас такой хвостза мной, в самом деле, потащится? Я и с Алексеем Ивановичем все осмотрю…

Но Де-Грие решительно настоял, чтобы всем сопутствовать, ипустился в самые любезные фразы насчет удовольствия ее сопровождать и прочее.Все тронулись.

— Elle est tombee en enfance, — повторял Де-Грие генералу, —seule elle fera des betises…[34] — далее я не расслышал, но у него, очевидно,были какие-то намерения, а может быть, даже возвратились и надежды.

До воксала было с полверсты. Путь наш шел по каштановойаллее, до сквера, обойдя который вступали прямо в воксал. Генерал несколькоуспокоился, потому что шествие наше хотя и было довольно эксцентрично, но темне менее было чинно и прилично. Да и ничего удивительного не было в том факте,что на водах явился больной и расслабленный человек, без ног. Но, очевидно,генерал боялся воксала: зачем больной человек, без ног, да еще старушка, пойдетна рулетку? Полина и m-lle Blanche шли обе по сторонам, рядом с катившимсякреслом. M-lle Blanche смеялась, была скромно весела и даже весьма любезнозаигрывала иногда с бабушкой, так что та ее наконец похвалила. Полина, с другойстороны, обязана была отвечать на поминутные и бесчисленные вопросы бабушки,вроде того: « Кто это прошел? какая это проехала? велик ли город? велик ли сад?это какие деревья? это какие горы? летают ли тут орлы? какая это смешнаякрыша?» Мистер Астлей шел рядом со мной и шепнул мне, что многого ожидает в этоутро. Потапыч и Марфа шли сзади, сейчас за креслами, — Потапыч в своем фраке, вбелом галстуке, но в картузе, а Марфа — сорокалетняя, румяная, но начинавшаяуже седеть девушка — в чепчике, в ситцевом платье и в скрипучих козловыхбашмаках. Бабушка весьма часто к ним оборачивалась и с ними заговаривала.Де-Грие и генерал немного отстали и говорили о чем-то с величайшим жаром.Генерал был очень уныл; Де-Грие говорил с видом решительным. Может быть, онгенерала ободрял; очевидно, что-то советовал. Но бабушка уже произнесла давечароковую фразу: «Денег я тебе не дам». Может быть, для Де-Грие это известиеказалось невероятным, но генерал знал свою тетушку. Я заметил, что Де-Грие иm-lle Blanche продолжали перемигиваться. Князя и немца-путешественника яразглядел в самом конце аллеи: они отстали и куда-то ушли от нас.

В воксал мы прибыли с триумфом. В швейцаре и в лакеяхобнаружилась та же почтительность, как и в прислуге отеля. Смотрели они,однако, с любопытством. Бабушка сначала велела обнести себя по всем залам; иноепохвалила, к другому осталась совершенно равнодушна; обо всем расспрашивала.Наконец дошли и до игорных зал. Лакей, стоявший у запертых дверей часовым, какбы пораженный, вдруг отворил двери настежь.

Появление бабушки у рулетки произвело глубокое впечатлениена публику. За игорными рулеточными столами и на другом конце залы, гдепомещался стол с trente et quarante, толпилось, может быть, полтораста илидвести игроков, в несколько рядов. Те, которые успевали протесниться к самомустолу, по обыкновению, стояли крепко и не упускали своих мест до тех пор, покане проигрывались; ибо так стоять простыми зрителями и даром занимать игорноеместо не позволено. Хотя кругом стола и уставлены стулья, но немногие изигроков садятся, особенно при большом стечении публики, потому что стоя можноустановиться теснее и, следовательно, выгадать место, да и ловчее ставить.Второй и третий ряды теснились за первыми, ожидая и наблюдая свою очередь; но внетерпении просовывали иногда чрез первый ряд руку, чтоб поставить свои куши.Даже из третьего ряда изловчались таким образом просовывать ставки; от этого непроходило десяти и даже пяти минут, чтоб на каком-нибудь конце стола неначалась «история» за спорные ставки. Полиция воксала, впрочем, довольнохороша. Тесноты, конечно, избежать нельзя; напротив, наплыву публики рады,потому что это выгодно; но восемь круперов, сидящих кругом стола, смотрят вовсе глаза за ставками, они же и рассчитываются, а при возникающих спорах они жеих и разрешают. В крайних же случаях зовут полицию, и дело кончается в минуту.Полицейские помещаются тут же в зале, в партикулярных платьях, между зрителями,так что их и узнать нельзя. Они особенно смотрят за воришками ипромышленниками, которых на рулетках особенно много, по необыкновенномуудобству промысла. В самом деле, везде в других местах воровать приходится изкарманов и из-под замков, а это, в случае неудачи, очень хлопотливооканчивается. Тут же, просто-запросто, стоит только к рулетке подойти, начатьиграть и вдруг, явно и гласно, взять чужой выигрыш и положить в свой карман;если же затеется спор, то мошенник вслух и громко настаивает, что ставка — егособственная. Если дело сделано ловко и свидетели колеблются, то вор очень частоуспевает оттягать деньги себе, разумеется если сумма не очень значительная. Впоследнем случае она, наверное, бывает замечена круперами или кем-нибудь издругих игроков еще прежде. Но если сумма не так значительна, то настоящийхозяин даже иногда просто отказывается продолжать спор, совестясь скандала, иотходит. Но если успеют вора изобличить, то тотчас же выводят со скандалом.