Крутая парочка - Тэми Хоуг

Лиска взяла ручку, к которой был приклеен налитый кровью глаз из пластмассы — одна из причудливых вещиц, которые у них с Ковачем было принято дарить друг другу. Ковач особенно дорожил весьма реалистично выглядевшим отрубленным пальцем. Ему нравилось пугать им людей, оставляя его в папках и ящиках стола. Ковача забавляло, что такую штуку подарила ему женщина. После двух неудачных браков с “нормальными” женщинами почему-то это доставляло удовольствие.

— Ты пойдешь на вскрытие? — спросила Лиска.

— Чего ради? С меня достаточно видеть парня мертвым — не желаю смотреть, как его будут кромсать без особых на то оснований. Нил Фэллон сказал мне, что Энди приезжал к нему месяц назад, сообщив отцу, что он гей. И Майк не слишком хорошо к этому отнесся.

— По времени это совпадает с его угнетенным состоянием?

— Да. Так что все-таки попахивает самоубийством. Кроме того, парни, которые работали на месте происшествия, не обнаружили ничего необычного.

— Если не считать кучи гомосексуальной порнографии и разных игрушек для геев, — заметила Лиска. — Типпен передал мне, что вчера вечером в “Патрике” сплетничали об этом. Как ты думаешь, кто мог распустить такие слухи?

Ковач нахмурился:

— Кто же, как не эти три придурка, которых мы там застали. А где ты так рано успела повидать Типпена?

— В “Кофе Карибу”. Он каждое утро пьет там кошмарный двойной эспрессо.

— Настоящие копы всегда пьют скверный кофе из треснутой кружки. Это традиция.

— Традиция — это Рождество, — возразила Лиска. — Пить скверный кофе совсем не обязательно. Меня беспокоит сексуальный аспект дела. Что, если Энди Фэллон был садомазохистом? Допустим, он и его дружок проделывали эротические трюки с веревкой, что-то пошло не так, Фэллон задохнулся, а партнер в панике сбежал. В любом случае его можно обвинить как минимум в преступном бездействии.

— Я тоже об этом думал, — сказал Ковач. — Вчера вечером я побывал у Тома Пирса. Он производит впечатление человека, у которого совесть нечиста.

— Что он говорил?

— Почти ничего. Нам помешала его невеста — красотка-адвокат мисс Джослин Деринг.

— Деринг? — Брови Лиски поползли к челке. — Она имеет отношение к фирме “Дэринг — Лэндис”?

— Я выдвинул такое предположение, и никто его не опроверг.

Лиска негромко присвистнула.

— Интересный поворот. А как насчет отпечатков пальцев?

— Рапорт еще не поступил, но там наверняка окажутся отпечатки Пирса. Они ведь были друзьями.

Ковач включил свой компьютер, собираясь заняться предварительным рапортом о смерти Энди Фэллона. “Как все-таки досадно, что заключения медэксперта поступают в отдел только через неделю после вскрытия! — подумал он — Нужно будет позвонить в морг и поторопить их”.

Внезапно дверь открылась, и в комнату заглянул лейтенант Леонард.

— Зайдите в мой кабинет, Ковач. Немедленно. Разговаривающая по телефону Лиска опустила голову, чтобы не встречаться взглядом с лейтенантом, а Ковач со вздохом последовал за Леонардом.

На одной из стен кабинета лейтенанта красовался большой календарь, испещренный цветными пометками. Красные обозначали еще не раскрытые убийства, а черные — раскрытые. Оранжевый и синий цвета отмечали, соответственно, нераскрытые и раскрытые нападения. Просто и аккуратно. Вот такой белиберде учат на офицерских семинарах.

Леонард подошел к своему столу и остановился, нахмурив брови. Поверх рубашки с галстуком на нем был коричневый свитер с чересчур длинными рукавами. Он чем-то напомнил Ковачу игрушечную обезьяну, которая была у него в детстве.

— Сегодня вы получите предварительный рапорт медэксперта по делу Фэллона.

Ковач тряхнул головой, словно ему вода попала в ухо.

— Что? Мне сказали, что пройдет четыре-пять дней, прежде чем они им займутся!

— Кое-кто попросил об одолжении, ради Майка Фэллона. Он ведь герой всего департамента. Никто не хочет причинять ему лишние страдания. Что же касается обстоятельств самоубийства… — Его безгубый рот скривился, как червяк. — Мерзкое дело — самоубийство с явным сексуальным подтекстом.

— Да, — кивнул Ковач. — Со стороны парня было чертовски неосмотрительно покончить с собой таким образом, если только это действительно самоубийство. Департамент оказался в неловкой ситуации.

— Это второстепенное соображение, но весьма существенное, — отозвался Леонард. — Репортеры охотно выставят нас в дурном свете.

— Пожалуй. Сначала это дело о патрульных, которые проводили ночные смены в стрип-клубах, а теперь еще Энди Фэллон. Выходит, у нас тут настоящие Содом и Гоморра.

— Оставьте комментарии при себе, сержант. Я не желаю, чтобы кто-нибудь разговаривал с журналистами об этом деле. Сегодня я сделаю официальное заявление для СМИ. “Безвременная смерть сержанта Фэллона была трагическим несчастным случаем. Мы оплакиваем эту потерю, и все наши мысли с его семьей”. — Он процитировал текст на память, проверяя, насколько внушительно это звучит.

— Коротко, ясно и по существу, — одобрил Ковач. — Даже похоже на правду.

Леонард уставился на него:

— У вас есть причины полагать, что это неправда, сержант?

— Пока нет. Но хорошо бы иметь пару дней, чтобы в этом убедиться. Что, если имел место несчастный случай во время сексуальной игры? Тогда мог бы возникнуть вопрос о виновности.

— У вас имеются доказательства, что там присутствовал кто-то еще?

— Нет.

— Так в чем же дело? — Леонард нахмурился. — Вам ведь говорили, что Фэллон казался подавленным ] и обращался к полицейскому психоаналитику.

— Э-э… да. По крайней мере, это была полуправда.

— У него были… проблемы? — Леонарду явно не хотелось затрагивать эту тему. Ковач пожал плечами:

— Я знаю, что он был гей, если вы это имеете в виду.

— Тогда незачем ворошить грязное белье! — Леонард сел за стол и открыл папку, обнаружив внезапный интерес к бумагам. — Фэллон убил себя либо случайно, либо намеренно. Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше. У вас полным-полно открытых дел.

— Да, — сухо произнес Ковач. — “Завтрашние убийства”.

— Что-что?

— Ничего, сэр.

— Быстрее заканчивайте и возвращайтесь к нападению на Никсона. Окружной прокурор не дает мне покоя с этим делом. Насильственные преступления для нас приоритет.

“Да, — думал Ковач, возвращаясь в свою каморку, — снижение числа этих преступлений умиротворяет муниципальный совет. А от странной, необъяснимой гибели копа можно отмахнуться”.

Ковач убеждал себя, что должен радоваться: он ведь не больше Леонарда хотел затягивать дело Фэллона, хотя и по другим причинам. Леонарду наплевать на Железного Майка. Возможно, он даже ни разу с ним не встречался. Его забота — департамент. А Ковач хотел ускорить дело ради Майка — как, наверное, и тот коп, который попросил медэксперта поторопиться. Однако напряженный комок где-то в солнечном сплетении никак не хотел разжиматься. Это ощущение было таким же хорошо знакомым, как прикосновение любовницы, — даже более знакомым, учитывая, что любовниц у Ковача уже давно не было…